Скифская пектораль - Ирина Цветкова Страница 16

Но вот теперь, кажется, и он позади. Он понял это после сегодняшней бессонной ночи, когда с трёхдневной щетиной ходил из угла в угол по комнате. Потом в полной апатии Владимир прилёг на диван и прикрыл глаза рукой. Он лежал с закрытыми глазами, думая о том, что даже любимые горы и лыжи не могут ему помочь. Горы и лыжи… Лыжи и горы… Кажется, чего-то не хватало в этой картине. Горы и лыжи… и вдруг он подскочил, словно ужаленный. Люди! Вот кого не хватает – людей! Он целыми днями сидел в углу маленького кафе с маленькой чашечкой кофе, отгородившись газетой от всего мира.

К чёрту джентльменские условности, отныне он сам будет заговаривать и знакомиться с людьми. Только в общении его спасение. Безо всяких околичностей Владимир Бобров будет представляться литератором, ищущим сюжет. Главное – попасть на интересного собеседника, чтобы услышать какую-нибудь потрясающую историю. Ведь жизнь может подкинуть такой сюжет, который и не снился ни одному писателю. Лучше всего знакомиться со старичками и старушками, у них позади прожитая жизнь, Вторая мировая война, они могут рассказать немало любопытного. Особенно интересными бывают женские судьбы. А если из нескольких женских рассказов сделать один, то может получиться Великий Английский Роман. Любовь, война, страх за близких, становление личности… Да сколько можно почерпнуть разных нюансов и поворотов судьбы из женских историй! Особенно у тех старушек, которые помнят не только Вторую мировую, но и Первую. Ведь есть и такие. Тут вообще и смена эпох, и кладезь мудрости, и встречи с расставаниями.

Жаль только, что старушки, помнящие Первую мировую войну, редко посещают горнолыжные курорты…

Владимир так и не нашёл себе старушки в собеседницы. В австрийских Альпах встречались всё больше молодые, весёлые люди, которые приезжали отдыхать компаниями или парочками. Будь Владимир более общительным, как, например, его сестра Татьяна, он бы непременно сошёлся бы с ними. Но у него не было стадного чувства, а постоянное стремление к уединению и прирождённая скромность не пускали его в весёлые компании. Вот если бы Татьяна была здесь, она бы уже со всеми подружилась, всех со всеми перезнакомила и без комплексов садилась бы за любой столик. Она бы всем рассказала, что её брат – гениальный писатель, и если граждане хотят обессмертить свои жизненные перипетии, любовные драмы и амурные похождения, то пусть поспешат к нему, к Мэтру, пока он ещё здесь. К нему бы в очередь стояли…

Татьяны не было рядом. Владимир был один. А потому сам выбирал стратегию и тактику своего поведения. Выбрав одинокую фигурку вот этого молодого мужчины, он решился подойти, предварительно осведомившись, не ждёт ли он кого. Незнакомец ответил, что никого не ждёт и жестом показал, что можно сесть.

– Владимир Бобров, литератор, – представился Владимир своему собеседнику – безупречному в манерах молодому человеку. – Совмещаю здесь отдых с поиском сюжетов для будущих произведений. Я, знаете ли, взял себе в привычку приставать к людям, – улыбнулся он, – в надежде услышать что-нибудь достойное писательского пера. Согласитесь, сколько заслуживающего внимания случается в жизни и остаётся неузнанным.

– Вы говорите по-английски, – услышал он в ответ, – а имя и фамилия у вас русские. Вы из России?

– Мои предки из России. А я родился и вырос в Лондоне. Так что я, наверное, уже англичанин.

– Жаль. А то я думал, что встретил земляка. Я, правда, не из России – с Украины. Всё это бывший Советский Союз. Но вы, наверное, от родственников наслышаны о нашей стране. Они, наверное, вспоминают о своей жизни на родине.

– Нет, вы знаете, мы слишком далеки и географически и духовно от исторической родины. В нашей семье только дед помнит Россию, воспоминания у него не самые радужные, но особых подробностей не знаю – мы с ним почти не контактируем. У него сложный характер.

Незнакомец вежливо улыбнулся.

– Понимаю, – кивнул он. – Семейные дела. А я ещё не представился? Александр Беляев, предприниматель из Херсона. Это город на Днепре. А ваши предки где жили?

Владимир неуверенно двинул плечами.

– Вроде бы в Петербурге. Но у них было поместье, где-то на юге. Последнее время они жили там.

– Случайно, не в Херсонской губернии? Это был юг Российской империи.

Владимир опять пожал плечами.

– Не знаю, – беспомощно ответил он и впервые в жизни почувствовал себя неловко оттого, что никогда не интересовался историей своей семьи.

Разговор незаметно перешёл в другое русло. Беляев рассказывал о том, как живёт его страна после распада Советского Союза. Картина была мрачной, удручающей. Это обстоятельство, а также то, что Владимира ни в коей мере не интересовала политика, да и экономическое положение слаборазвитых стран тоже, наводило на него уныние. Он слушал лишь из вежливости. Когда он почувствовал, что едва сдерживает зевоту, Беляев перешёл на русский язык:

– По-русски-то вы хоть говорите?

– Да, конечно, – ответил Владимир на русском языке. А далее на чистейшем русском стал болтать о каких-то пустяках, обо всякой ерунде, лишь бы не возвращаться к политике. Он уже понял, что Беляев ничего интересного ему не скажет, а значит, пора прощаться, чтобы не тратить время даром. Только вот никак ему не приходило на ум, чем же закончить разговор, как подвести его к финалу.

– Я рад, что вы знаете язык, – сказал Беляев и задумался. – Знаете, Владимир, а ведь я смогу вам помочь. Я дам вам маленькую зацепку для сюжета, а вы уж используйте её, как сумеете. Если, конечно, вас это заинтересует.

Владимир приготовился слушать, но как-то больше из вежливости.

– Я ведь не всегда был «купи-продай». Моя основная специальность – археолог. Но нашей нынешней Украине не нужны археологи, и не только они… Пришлось переквалифицироваться в торгаши. Купеческое сословие у нас нынче одно из немногих, кто может выжить. Да и то не все. Таких, как я, которые в Альпы ездят – единицы, большинство – прозябает… Извините, я отвлёкся. Так вот, я – археолог. У нас на Херсонщине много скифских курганов, в том числе и самый большой в мире скифский курган Огуз. Он находится в 3 километрах от села Нижние Серогозы. В конце ХIХ века, до начала раскопок Огуз достигал 24 метра в высоту, более 120 метров в диаметре, а по окружности – 380 метров. Окружал его высокий насыпной вал, а между курганом и валом был ров глубиной до 5 метров, – Александр Беляев говорил так, словно находился на научной конференции и слушала его многочисленная аудитория, состоящая из почтенных профессоров и седовласых академиков. На самом деле перед ним сидел один Владимир Бобров, ещё не решивший, нужны ли ему эти сведения. Но Беляеву очень нравилось рассказывать о том, что он знал, вспоминать об оставленной им любимой профессии и, забыв о маленьком альпийском кафе, о том, что он ныне предприниматель, он вдохновенно говорил и говорил, блестя глазами, находясь далеко отсюда, в степном таврийском селении:

– Огуз – это царский скифский курган, самый большой по объёму насыпного грунта. Это усыпальница одного из самых могучих царей Скифии. Имя его неизвестно. Датировано IV веком до нашей эры. Первый этап раскопок производился в 1891-94 годах археологом Веселовским. Экспедиция проложила траншею шириной 21 метр, прорезавшую курган с юга на север. Оказалось, что склеп неоднократно ограблен ещё в древние времена. Нашли много ценных вещей, но, как потом оказалось, это была лишь микроскопическая доля Огуза. Веселовский окончил работы и уехал.