Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс Страница 16

Мисс Твиттертон убежала, предоставив молодоженам любоваться друг другом в свете свечи.

– Питер, мой бедный, многострадальный, героический агнец, – вылей его в фикус.

Уимзи посмотрел на растение, подняв брови.

– Он и так на последнем издыхании. Думаю, из нас двоих я крепче. Твое здоровье, Гарриет. Можешь поцеловать меня, чтобы перебить вкус. Наша хозяйка не чужда некоторой утонченности (если можно так выразиться), я этого не ожидал. Она сразу правильно назвала твой титул, что необычно. В ее жизни есть привкус благородства. Кем был ее отец?

– По-моему, скотником.

– Тогда он нашел жену выше себя по положению. В девичестве ее, видимо, звали мисс Ноукс.

– Я припоминаю, что она была сельской учительницей где-то под Броксфордом.

– Тогда все понятно. Мисс Твиттертон спускается. В этот момент мы встаем, застегиваем пояс старого кожаного пальто, хватаем мягкую мужскую шляпу и немедленно отбываем.

– Вот ключи. – Запыхавшаяся мисс Твиттертон появилась в дверях со второй свечой. – Большой от задней двери, но она на засове. Маленький – от передней двери, там фирменный противовзломный замок, его трудно открыть, если не знать, как он работает. Может быть, мне все-таки поехать и показать вам.

– Нет-нет, мисс Твиттертон, я прекрасно знаю эти замки. Правда. Большое вам спасибо. Спокойной ночи. И наши искренние извинения.

– Это я должна извиниться за дядю. Совершенно не понимаю, почему он обошелся с вами так бесцеремонно. Я очень надеюсь, что в доме все в порядке. А то миссис Раддл не слишком сообразительна.

Гарриет заверила мисс Твиттертон, что Бантер обо всем позаботится, и им наконец-то удалось вырваться. На обратном пути не произошло ничего примечательного, если не считать заявления Питера, что “незабываемое” – самый точный эпитет для пастернакового вина мисс Твиттертон, и уж если в брачную ночь человека непременно должно тошнить, то можно было бы с тем же успехом провести ее на пароме Саутгемптон – Гавр.

К Бантеру и миссис Раддл тем временем присоединился запоздавший Берт (в штанах, но без ружья), но даже с такой поддержкой миссис Раддл выглядела заметно присмиревшей. Когда дверь открыли и Бантер достал электрический фонарик, все вошли в широкий каменный коридор, наполненный запахом сухой гнили и пива. Дверь справа вела в низкую, широкую, вымощенную камнем кухню с почерневшими от времени балками и необъятной старинной плитой, которая расположилась под огромным дымоходом, чистая и нарядная. В побеленном очаге стояла маленькая керосиновая плитка, а перед ним – кресло с продавленным от времени и употребления сиденьем. На сосновом столе красовались остатки двух вареных яиц, зачерствевшая горбушка и кусок сыра, а также чашка из-под какао и наполовину сгоревшая свеча в подсвечнике, предназначавшаяся для спальни.

– Ну вот! – воскликнула миссис Раддл. – Нет бы мистер Ноукс меня предупредил и я бы все убрала. Это небось евойный ужин, поел и уехал на десятичасовом автобусе. Но я ничего не знала, и ключей у меня нет, так что сами понимаете. Но теперь, м’леди, раз уж мы сюда вошли, я за минутку управлюсь. Мистер Ноукс завсегда ел здесь, но вам будет уютнее в гостиной, м’леди, вот сюда, здесь повеселее, так сказать, и мебель красивая, взгляните, м’лорд.

Тут миссис Раддл изобразила что-то вроде реверанса.

Гостиная действительно была “повеселее”, чем кухня. Два старых дубовых дивана, стоявшие друг напротив друга по обе стороны камина, и старомодные американские часы с недельным заводом на внутренней стене – вот все, что осталось от обстановки старинной фермы, которую помнила Гарриет. Отблески свечи, которую зажгла миссис Раддл, плясали на эдвардианских стульях с малиновой обивкой, на буфете с массивным верхом, на круглом столе красного дерева с блюдом восковых фруктов, на бамбуковой этажерке с торчащими во все стороны зеркалами и полочками, на горшках с фикусами, выстроенных в ряд на подоконнике, на странных растениях, подвешенных над ними в проволочных корзинках, на большом радиоприемнике, над которым висел неестественной формы кактус в бенаресском латунном кашпо, на зеркалах с нарисованными розами, на плюшевом честерфилде [49]цвета “электрик”, на двух коврах с кричащими и плохо сочетающимися узорами, положенных вплотную друг к другу, чтобы скрыть почерневший дубовый пол, – все это странное нагромождение предметов заставляло предположить, что мистер Ноукс обставил дом дешевой аукционной добычей, которую ему не удалось перепродать, а потом добавил к ней жалкие остатки настоящей старинной мебели и кое-что из своего радиомагазина. У них была возможность подробно осмотреть все это пестрое собрание: миссис Раддл обошла со свечой в руке всю комнату, чтобы продемонстрировать ее сокровища.

– Замечательно! – сказал Питер, прерывая панегирик радиоприемнику в устах миссис Раддл (“его, это, даже во флигеле слышно, когда ветер в ту сторону”). – В данный момент, миссис Раддл, нам нужны огонь и еда. Если вы раздобудете нам еще свечей, а Берт поможет Бантеру принести провизию из багажника, можно будет затопить камины…

– Камины? – Миссис Раддл немного растерялась. – Честно говоря, сэр, то есть м’лорд, мне не верится, что в доме есть хоть горсть угля. Мистер Ноукс, он уже давным-давно огня не разводил. Слишком много, говорил, эти толстые печи тепла сжирают. Все на керосинках – и готовка, и чтоб вечером посидеть. Уж и не упомню, когда тут кто в последний раз огонь разводил, окромя той молодой пары, что приезжала в августе четыре года назад, – лето такое холодное выдалось, а камин так и не растопился. Решили, что там птичье гнездо, а мистер Ноукс сказал, что не будет тратить свои кровные на прочистку дымоходов. Уголь, значит. В керосиновом сарае точно нету, разве в прачешной завалялся, но он там совсем давнишний, – с сомнением добавила она, как будто уголь мог испортиться при хранении.

– Я могу принести ведро-другое угля из флигеля, мам, – предложил Берт.

– Точно, Берт, – согласилась мать. – Берт у меня умница. Принеси. И растопки заодно. Можешь срезать через заднюю дверь – и как пойдешь, захлопни дверь в погреб, а то из нее холодом тянет. И еще, Берт, хороша я – забыла сахар, в буфете есть пакет, сунь в карман. Чай-то на кухне найдется, но мистер Ноукс пил с гранулированным [50], а ее светлости это не годится.

К этому моменту находчивый Бантер уже разыскал на кухне свечи и расставлял их в двух высоких латунных подсвечниках (одном из более приемлемых приобретений мистера Ноукса), стоявших на буфете. В данный момент он тщательно выскребал из подсвечников перочинным ножом застывший воск, всем своим видом давая понять, что аккуратность и порядок важнее всего, даже в трудную минуту.

– А если ваша светлость пройдет за мной, – сказала миссис Раддл, рванувшись к двери между стенными панелями, – я покажу вам спальни. Красота, а не комнаты, но жилая нонче только одна, если не брать летних дачников. Здесь ступенька, м’леди, осторожно, – хотя что я, вы ж дом этот знаете. Как огонь зажжем, я постель над ним протрясу, хотя сырости там взяться негде – до среды тут спали, а белье у меня прекрасно высушено, хотя это лен, у кого ревматизма нету, обычно его любят, и леди, и джентльмены. Надеюсь, вас устроят старые кровати с балдахином, мисс… мэм… м’леди. Мистер Ноукс хотел их продать, но тот джентльмен, что приехал их смотреть, сказал, что это не эти. не оригиналы, потому что их чинили от червоточин, и не сошелся в цене с мистером Ноуксом. Старая рухлядь, вот я их как называю. Когда я за Раддла шла, сказала ему: медные шишки, говорю, или никак, – и он мне как миленький раздобыл прекрасные медные шишки.