Убийство в стиле - Гилберт Адэр Страница 16

— Боюсь, это будет слишком… Сценарий ведь самого Фарджиона, вы понимаете, и если триллеры других режиссеров обычно имеют выкрутасные концы, его фильмы всегда имеют выкрутасные начала.

Для Трабшо идея эта явилась абсолютно новой.

— Выкрутасные начала?

— Вы никогда не видели его «Полукому»?

— Извините, вы же знаете, что я…

— …не хожу на фильмы. Да, вы нам уже это говорили.

— В таком случае, дорогая моя мисс Резерфорд, — едко парировал он, — если я вам уже говорил, зачем снова меня спрашивать? И пока, против обыкновения, последнее слово осталось за мной, могу я вас о чем-то спросить?

Актриса заморгала.

— А… э… да, — ответила она. — Прошу вас.

— «Фокус-покус», «Полукома», «Загипсованный американец». Неужели этот ваш Фарджион ни разу не дал ни единому своему фильму обычное, будничное название, предназначенное намекнуть о содержании?

— Трабберс, милый мой, — сказала Кора, которая никогда и ни за кем не оставляла последнего слова. — Помнится, когда мы познакомились у вас была собака, верно?

— Да. Лабрадор.

— И его кличка?

— Тобермори.

— Как! — сатирически воскликнула она. — Не Верный?

Трабшо любезно признал поражение.

— Ваша взяла, — сказал он. — Пожалуйста, продолжайте.

— Ну, в «Полукоме» Роберт Доунет играет тихого, кроткого банковского кассира, который в первом эпизоде фильма ложится спать в своей убогой квартирке в Клеркенвелле. Но когда на следующее утро он просыпается — прямо на следующее утро, учтите, — он обнаруживает, что, хотя на нем та же полосатая пижамка, в какой он уснул, лежит он посреди лесной прогалины в Скалистых горах Канады, не более и не менее, а одинокий олень — удивительный штрих! — мирно пасется всего в нескольких шагах от него. И конечно, ему требуется весь фильм, чтобы разобраться, каким образом он за одну ночь пересек всю Атлантику.

Чистейший Фарджи. Перед предварительным показом его фильмов критикам вручались листки с предупреждением, чтобы они воздерживались упоминать начало, а это по сути значило, что фильмы оказывались критиконепроницаемыми. Критики не могли упомянуть начало, значит, они не могли упомянуть и конец, и, уж конечно, не могли упомянуть середину. То есть ничего вообще упомянуть не могли. Милый, милый Фарджи, — вздохнула она. — Такой гений!

Трабшо собрался было выразить изумление, что она с такой теплотой отзывается о субъекте, которого всего месяц назад назвала «вшивой паучьей свиньей». Но затем он сказал себе: бедняга же умер, а Кора в таком прекрасном расположении духа. Так зачем бросать тень на ее эйфорию, коснувшись этой темы?

— И что же, — сказал он взамен, — происходит в начале вашего фильма?

— Да, старая ты рыбина, — пискнула Эвадна Маунт, — не томи нас в ожидании. Предоставь это фильму.

Кора всунула в мундштук новую сигарету и понизила свой уже хрипловатый голос до заговорщицкого уровня.

— Ну, — сказала она, — начинается с этих двух неразлучниц. Обе они женщины чуть больше двадцати лет, в Друри-Лейн. Они кое-что купили в Вест-Энде, только что перекусили, и у них есть пара билетов на дневной спектакль — что-то вроде музыкального ревю, насколько я поняла. И вот они в седьмом-восьмом ряду партера проглядывают программки, болтают о том о сем — о звездах в ревю, какую оно получило прессу, ну, знаете, о чем мы все говорим, когда усаживаемся в театре. Затем одна из них внезапно выдает.

— Кого выдает?

— Ах, право же, Эви, что за идиотский вопрос. Она никого не выдает, а просто вся напрягается и костенеет. «Выдает» — это и подразумевает. Если я верно помню, так твои картонные персонажи то и дело выдают такое.

Но, как бы то ни было, заметив это, подруга, естественно, спрашивает ее, что случилось. «Ничего, — отвечает она, — ничего не случилось». Только она совсем побелела, подруга настаивает, и она наконец говорит: «Видишь мужчину впереди? Сидит один на краю третьего ряда?» Подруга смотрит, определяет только что упомянутого мужчину и говорит: «Ну да, так что?» Первая несколько секунд молчит, затем отвечает смертельно спокойным голосом: «Если меня найдут мертвой — название фильма, помните? — если меня найдут мертвой, то вот человек, который будет причиной».

Теперь, как вы легко себе представите, ее подруга зацепилась сполна, но видит-то она, к несчастью, только его затылок. А чуть вытянула шею, чтобы видеть получше, свет тускнеет, оркестр начинает играть, занавес поднимается, вереница длинноногих хористок выпархивает на сцену, и, разумеется, в последующем удовольствии от зрелища она все про него забывает.

Кора не могла бы пожаловаться на отсутствие интереса у ее слушателей. Они буквально впивали каждое ее слово.

— А затем, — продолжала она, выдержав то, что Эвадна Маунт в каком-нибудь своем «Ищи убийцу!» без рефлексии обозначила бы «судьбоносной паузой», — мы сразу делаем переброс к следующему эпизоду, в котором, как вы, я уверена, уже догадались, полиция осматривает труп женщины в ее квартире в проходном дворе в Белгравии.

— Гм, — задумчиво сказала Эвадна Маунт, — должна признаться, я чуточку позавидовала этой идее. Что происходит дальше?

— Вот это, по-моему, мне открывать не следует.

— Ну-ну, не кокетничай. Тебе это не идет.

— Ну хорошо. Достаточно сказать, что подруга, естественно, решает сама немного заняться следствием. И в конце-концов на званом обеде видит, что напротив нее сидит мужчина из третьего ряда — во всяком случае, так ей кажется. Только, понимаете, полной уверенности у нее нет. И потому она решает понравиться ему, начинает безудержно флиртовать и, все еще не зная, убийца он или нет, влюбляется в него по уши. И это, я полагаю, — заключила она величественно, — пока все, что вам требуется знать. Если хотите узнать побольше, вам просто надо дождаться, пока фильм не будет демонстрироваться в кинотеатре по соседству с вами.

— А вы, милая леди, — сказал Трабшо, — вы, полагаю, играете роль молодой сногсшибательной сыщицы?

Кора, на мгновение не уяснив, подшучивают над ней или нет, бросила на него пронзительный взгляд.

— Нет, — сказала она наконец. — Нет, Трабшо, мне кажется, во время нашей последней встречи я вам сказала, что моя роль не… Нет, я бы солгала, сказав, что она ведущая.

— Какую же роль ты все-таки играешь? — спросила Эвадна.

— У… убий… — Она поспешно проглотила конец этого слова. — То есть у этого человека есть многострадальная жена, многострадальная потому, что, как ей стало ясно, муженек за ее спиной изменял ей направо и налево. Для начала это была малюсенькая ролька, оскорбительно крохотная. Но только вчера я сумела добиться, чтобы ее взбодрили, и очень. Теперь у меня есть два-три очень сочных эпизода, в которых я не только буду грызть мебель, но и выплевывать ее. О да, — продолжала она голосом чуть холодящего самодовольства, — если малютка Кора правильно разыграет свои карты — а уж она их разыграет! — нет никаких причин, чтобы роль эта не послужила трамплином к ее возвращению.