Хлеб Гиганта - Агата Кристи Страница 16

1

Через два месяца после того, как отец отплыл в Южную Африку, Вернон пошел в школу. Это была идея Вальтера Дейера, а любое его желание Мира в те дни исполняла, как закон. Он был ее солдатом, ее героем! Все остальное было не в счет. Для нее это был абсолютно счастливый период жизни. Она вязала носки для солдат, принимала активное участие в движении «Белое перо», общалась с другими женщинами, чьи мужья тоже ушли сражаться с этими отвратительными, неблагодарными бурами.

Расставание с Верноном причиняло ей острую боль. Как можно отпустить так далеко своего дорогого мальчика, своего маленького сыночка?! Что за жертвы приходится приносить! Но на то была воля его отца.

Бедняжечка, он сильнее всех будет тосковать по дому! Нет, она просто не могла об этом думать.

Но Вернон не тосковал по дому. У него не было глубокой привязанности к матери. Всю жизнь он любил ее намного больше, когда она была далеко, и сейчас, вырвавшись из-под тяжелого эмоционального гнета, он почувствовал облегчение.

У него был подходящий характер для школы. Он любил играть, держался со спокойным достоинством, а главное — был удивительно смел. После монотонной жизни в детской и общения с мисс Робинсон школа казалась ему приятнейшим новшеством. Как и все Дейеры, он легко находил общий язык с людьми и быстро завел друзей.

Но скрытность ребенка, которому слишком часто приходилось отвечать «Ничего», навсегда поселилась в нем. И на протяжении всей жизни Вернона эта скрытность распространялась на всех, за исключением одного-двух человек. Со школьными друзьями он делил время, но не мысли. Мысли он мог поведать только одному человеку, который вскоре вошел в его жизнь. В первые же каникулы он познакомился с Джозефин.

2

Мира встретила его бурным всплеском обожания. Он это мужественно перенес, хотя уже и стеснялся столь экзальтированного проявления чувств. Когда первый восторг схлынул, Мира сообщила:

— Тебя ждет приятный сюрприз, дорогой. Как ты думаешь, кто у нас? Твоя двоюродная сестричка Джозефин! Помнишь дочурку тетушки Нины? Она будет теперь с нами жить! Ну как, ты рад?

Этого Вернон еще не понял, надо было подумать. Чтобы выиграть время, он спросил:

— А почему она будет жить с нами?

— Потому что ее мама умерла. Это так тяжело для девочки! Вот почему мы должны быть с ней как можно ласковее, чтобы она поскорее оправилась.

— Нина умерла?

Он был очень расстроен. Такая красивая, с этим клубящимся сигаретным дымом...

— Да, но ты ее, конечно, уже не помнишь, дорогой.

Он не стал доказывать, что прекрасно помнит. Зачем пустые слова?

— Джозефин в детской. Иди познакомься с ней, дорогой, и постарайтесь подружиться.

Вернон направился в детскую. Он так и не понял, рад он или нет. Девчонка! Он был в том возрасте, когда девчонок презирают. С ними одно мучение! Но, с другой стороны, это так славно, что хоть кто-то будет рядом. Все зависит от того, что она за человек. Нельзя быть к ней строгим, если она только что потеряла мать.

Он открыл дверь и вошел. Джозефин сидела на подоконнике, раскачивая ногами. Она пристально посмотрела на Вернона, и доброе покровительственное выражение сошло с его лица.

Она была крепенькой девочкой примерно его возраста. Прямая челка цвета вороного крыла закрывала лоб. Чуть выступающая челюсть придавала лицу упрямое выражение. Огромные ресницы оттеняли необыкновенно белую кожу. И хотя она была на целых два месяца младше него, Вернону показалось, что она повидала и знает в два раза больше — таким усталым и одновременно вызывающим был ее взгляд,

— Привет, — сказала она

— Привет, — слабо откликнулся Вернон.

Они продолжали осторожно и недоверчиво изучать друг друга — так, как это обычно делают дети и собаки.

— Я так понимаю, ты моя двоюродная сестра Джозефин, — проронил наконец Вернон.

— Да, но лучше зови меня Джо. Меня так все зовут.

— Ладно.

Чтобы заполнить возникшую паузу, Вернон засвистел.

— Вообще-то здорово вернуться домой, — заметил он.

— Да, здесь ужасно здорово! — поддержала Джо.

— Правда? Тебе здесь нравится? — оживился Вернон.

— Ужасно нравится! Больше, чем где бы то ни было!

— А ты много где была?

— Да уж! Сперва в Кумбесе — там мы жили с папой, потом в Монте-Карло — с полковником Энсти, потом в Тулоне — с Артуром, ну а дальше разные места в Швейцарии, где он лечил легкие. А потом, когда он умер, меня отправили в монастырскую школу, потому что маму нельзя было беспокоить. Мне там не понравилось — эти монахини такие глупые! Они купали меня прямо в сорочке, представляешь? Ну а когда мама умерла, тетя Мира приехала и забрала меня.

— Я сочувствую тебе насчет твоей мамы, — неловко пробормотал Вернон.

— Да, ужасно в общем-то, — сказала Джо, — но для нее так было лучше.

— Вот как? — ошеломленно выдохнул Вернон.

— Ты только тете Мире не говори, — предупредила Джо. — Ее легко можно испугать, так же как монахинь. С ней вообще надо быть осторожнее в разговорах. Знаешь, маму все это не очень волновало. Она, конечно, была жутко добрая и все такое, но все время лила слезы из-за мужчин. Я слышала, как об этом говорили в одном отеле, и это была сущая правда. Конечно, она ничего не могла поделать, но мне не нравится так жить. Когда вырасту, ни за что не свяжусь ни с одним мужчиной!

— Да? — Вернон почувствовал себя маленьким и неловким рядом с этой потрясающей Джо.

— Мне нравился полковник Энсти, — продолжала вспоминать она, — но мама убежала с ним только ради того, чтобы избавиться от папы. Когда мы жили с полковником Энсти, мы останавливались в дорогих отелях. А Артур был беден. Если мне когда-нибудь и придется страдать из-за мужчины, то я по крайней мере заранее позабочусь о том, чтобы он был богат. Это так упрощает жизнь!