Смерть по сценарию - Наталья Андреева Страница 16

Обижаясь на меня, люди и не подозревают, что я всего лишь зеркало. Да-да, именно зеркало, потому что только отражаю их самих, их слова, настроение и мысли. Если человек внутренне не агрессивен, то я ему улыбаюсь и говорю приятные вещи, от которых в свою очередь улыбается он. Но таких, увы, мало. Большинство — люди с большим самомнением, пренебрежением к окружающим, лицемерные и скрытные. Они говорят гадости завуалированные и очень обижаются, когда слышат в ответ гадости откровенные: а именно — правду о себе. Если их неискренняя улыбка отражается от моего лица и уходит обратно к собеседнику как отвратительная гримаса, так разве я в этом виноват? Как писатель, я всего лишь изучаю, я настраиваюсь на того человека, с которым в данный момент рядом нахожусь, как на определенную волну радиоприемника, я его ловлю, а потом слушаю те звуки, что эта волна доносит. Вот и все. И никакой моей неприятности для окружающих. Как говорится, неча на зеркало пенять…

У меня очень много врагов. Вернее будет сказать, что моими врагами считают себя все знакомые со мной люди, исключая тех женщин, что еще рассчитывают мною поживиться. Плохо мне от этого? Не знаю. Во всяком случае, мое творчество имеет неприятную особенность: оно не видит ничьих достоинств. Я пишу о людях гадости, но пишу не сознательно. Это просто та аура, которая меня окружает, а я проводник ее содержания. Скажите мне, что может написать счастливый человек? Сопли. А несчастный? О, несчастье имеет столько оттенков, что скучать не приходится! Страдают все, и очень разнообразно: миг наслаждаются и вечность страдают. Словно в один из редких праздников напьются вволю дряни, испытают минутный кайф — потом весь следующий день мучаются газами и еще неделю выводят прыщи на лице. Вот это и есть счастье и его последствия. Я, например, чем больше сегодня ною и жалуюсь на жизнь, тем лучше у меня завтра все получается. Мой рецепт удачи — действие от противного — дарю человечеству.

Так, все поняли, например, как следует сдавать экзамены в ГИБДД? За день до этого надо напиться, разбить чужую машину, попасть в приемный покой, весь следующий день стонать от боли и ругаться с приятелем, а в день, который был запланирован для вас как самый неприятный, вдруг почувствовать, что вас пронесло, такой ерундой покажется предстоящий экзамен…»

Тут Леонидов даже хрюкнул, почувствовав, что ему смешно. Этот парень и впрямь был не дурак, и Алексею нравились некоторые его рассуждения и как он писал. Потом ему вдруг стало скучно, он бросил листки обратно в стол и набрал номер Барышева. Трубку взяла Анечка.

— Аня, Барышев дома?

— Алексей Алексеевич? — Анечка работала в «Алексере» продавцом и стеснялась демонстрировать особые отношения с семьей коммерческого директора Леонидова.

— Девушка, десять часов, я уже не на работе.

— Сейчас Сергей к телефону подойдет.

На другом конце провода Барышев взял трубку:

— Бездарный Леонидов, это ты?

— Я, я, глупый огромный Барышев. Кстати, не такой уж я бездарный, версия о хулиганах прошла, хотя некоторые слишком умные и догадались. Но нас с тобой простят.

— А если нет?…

— Ладно тебе, Серега. Тот капитан в офис приходил, почти мирился и жаловался, что не понимает творчество Клишина.

— А ты понял?

— Читаю вот. Местами весьма живо, а иногда в сон клонит.

— Стоило хоть?

— Чего?

— Того. У меня Анюта рядом, не могу же я открытым текстом заявить про поход вокруг чужой дачи.

— Сам пока не знаю. Какое-то мнение у меня уже сложилось, не хочешь послушать?

— В десять вечера? А если я усну?

— А я уже сплю. Нет, Серега, я просто приглашаю вас к себе на дачу в выходные, у нас в стране их нынче целых три штуки намечается.

— В честь чего?

— А как же? А День независимости? Никто толком не знает, чего от чего у нас теперь не зависит: то ли расходы от доходов, то ли Президент от Думы, но все празднуют, и весьма охотно, потому что лето. Целых три дня отдыха в такую погоду — разве не радость? Раньше, во времена моей туманной юности, именно летом и зияла злосчастная дырка, но была ликвидирована вместе с социалистическим режимом.

— Слушай, Леонидов, да ты обчитался, несешь ахинею. Так мы празднуем или нет?

— Празднуем. Приезжайте часикам к двум, за день ваш огород не увянет, а чтобы не расслабляться, можете мой полить.

— Я думал, ты бескорыстный, а ты бесплатную рабочую силу ищешь, всего-то.

— Да, но обещаю достойно ее накормить.

— Согласен. Маршрут я помню, надо только перед женой прикинуться, что попал в ваши края впервые. А ты смотри не проговорись.

— Ладно, значит, до субботы?

Леонидов повесил трубку и подумал, что Саша ничего о гостях не знает и придется в пятницу после работы закупить продукты.

«Придется злоупотребить служебным положением и попросить кого-нибудь из водителей заехать на рынок. Неужели я становлюсь барином? Подло, Леонидов, но иначе ты теперь не проживешь». На этом душевные терзания закончились, как и фрукты в вазе на столе, он лег в теплую от жары, а не от человеческого тела постель, накрылся простыней и уснул, поставив будильник на привычное время.

3

Когда Леонидов появился на даче с двумя большими сумками, набитыми разнообразной едой и бутылками, Александра удивленно раскрыла глаза:

— У нас что, прием намечается?

— И по высшему разряду. Завтра часам к двум Барышевы приедут. Ты не против?

— Так ты с Барышевым на дачу к Паше лазил?

Он уставился на жену:

— Когда?!

— Да ладно тебе, бедная овечка. Не прикидывайся уж. Тут Михин недавно приходил и лез с расспросами о моем чутком сне, я сразу поняла, что без тебя не обошлось. Уж больно тихо хулиганы себя вели, к тому же рано утром, перед тем как это обнаружили, я рядом с дачей кое-что нашла. Не твое? — Жена держала в руках его блокнот, а он искал его уже дня три и сегодня утром списал как потерянный навсегда в неизвестном месте.

— Саша!

— Эх ты, профессионал! И чему тебя учила твоя сыщицкая работа? Ходить на кражу с паспортом и правами, а потом надеяться, что любимая жена прикроет тыл? Нет, Леонидов, с тебя штраф.

— Согласен на все. Каюсь.

— Тогда завтра целых полдня, пока я буду обед готовить, будешь таскать в душ воду из колодца.

— Есть!

— Напоминаю, что до колодца метров двести, ведер два, в каждом по десять литров, а бачок в душе абсолютно пуст.

— Саша, я же умру!

— Не умрешь, но похудеешь. Приказы старшего по званию не обсуждаются. Рядовой Леонидов поворачивается кругом и идет на кухню принимать пищу.

— Саша, с каких пор жена по званию старше мужа?