Священная земля - Барбара Вуд Страница 16

— Нет, это не из моего племени.

Одного за другим Джаред приглашал в пещеру представителей разных племен — тонгва, диегеньо, чумаш, луисеньо, кемайя, — молодых, старых, мужчин, женщин, одетых в костюмы, джинсы, с короткими стрижками и косами. Они стояли или сидели, размышляя о тайнах, скрытых древними символами. И каждый перед уходом, покачивая головой, говорил:

— Это не из моего племени.

Некоторые посетители смотрели на Эрику с явным неудовольствием, вспоминая старинные табу, запрещавшие женщинам заходить в святые места. Другие чувствовали себя неуютно, находясь в пещере. Женщина из племени пурисима, проживавшего к северу от Санта-Барбары, сильно разволновалась и убежала, сказав, что нарушила табу, запрещавшее женщинам смотреть на священные символы из видений шамана, и что теперь из-за ее проступка на все племя ляжет проклятье. Однако среди посетителей попадались и такие, кто дружелюбно отнесся к Эрике и к ее работе. Один молодой человек, член племени навахо и профессор, преподававший историю коренных американцев в университете Аризоны, пожал Эрике руку и сказал, что будет с нетерпением ждать от нее новостей.

Джаред не забыл обратиться за помощью и к экспертам из числа англо-американцев, разбиравшихся в традициях индейцев. Но и они, несмотря на ученые звания и обширные познания, качали головами и уходили ни с чем.

Рисунок оказался не единственной загадкой пещеры.

Например, днем ранее Эрика нашла одноцентовую монету 1814 года. В 1814 году калифорнийцам было запрещено законом торговать с американцами. Американские суда не допускались в порты Сан-Педро и Сан-Франциско, а всех, кто спрыгивал с корабля, отлавливали и выдворяли обратно. Так откуда же американская монета попала в пещеру? Эрика знала, что ее не могли оставить здесь годы спустя, когда Калифорния стала частью Соединенных Штатов, потому что чеканка на ней совершенно не стерлась. Хорошо было видно венок, опоясывающий слова один цент, и надпись Соединенные Штаты Америки. На обратной стороне — голова Свободы, с венком в кудрявых волосах, окруженная двенадцатью четкими звездами и цифрой 1814, — все прекрасно различимо. После длительного обращения поверхность монеты непременно стерлась бы от частого перехода из рук в руки. Но, по-видимому, эту монету отчеканили незадолго до того, как обронить. Вот в чем крылась тайна.

Однако на этом загадки не кончались.

Эрика посмотрела на приколотые к справочной доске черно-белые фотографии, где было запечатлено потрясающее открытие, которое сделал Люк, очищая стены пещеры: слова, вырезанные на поверхности песчаника: Ла Примера Мадре — Первая Мать.

Кто был первой матерью? Уж не подсказка ли это, позволяющая разгадать личность Прародительницы?

Так они нарекли ее: Прародительница. Женщину, чей сохранившийся скелет Эрика постепенно выкопала вместе с погребальными предметами, остатками одежды и даже прядями длинных седых волос.

Определить пол не составило труда: строение костей таза явно указывало на женщину. Возраст во время смерти (по предположению Эрики от восьмидесяти до девяноста лет) был установлен после осмотра зубов, которые сточились почти до самой челюсти, свидетельствуя о том, что при жизни умершая ела пищу, не очищенную от песка и грязи. Для установления исторического возраста скелета требовался радиоуглеродный анализ. Костной ткани было от девятнадцати до двадцати веков, и тот факт, что в могиле женщины лежали копье и атлатль, а не лук и стрелы, также указывал на то, что она жила ранее, чем полторы тысячи лет назад.

Еще Эрике удалось выяснить, что женщина была целительницей. Вместе со скелетом были захоронены мешочки с семенами и небольшие плетеные корзины с травами. Большая их часть обратилась в пыль, но благодаря микроскопическому анализу в некоторых удалось опознать лекарственные травы.

Однако у Эрики никак не получалось определить принадлежность к племени. Женщина была высокого роста, что могло указывать на индейцев мохаве, одного из самых высоких племен на североамериканском континенте. Погребальные вещи не от племени чумаш, к тому же чумаш никогда не хоронили своих умерших по эту сторону Малибу Крик. Женщина не могла быть габриелиньо, потому что они сжигали мертвых. Предметы в ее могиле остались целыми, в то время как индейцы лос-анджелесского региона ритуально уничтожали вещи скончавшегося — ломая пополам стрелы и копье, — чтобы они умерли, а их духи последовали за своим владельцем в загробную жизнь.

Но кем бы она ни была, к какому бы племени ни принадлежала, похоронили ее с любовью, заботой и почтением. Прародительница лежала на боку, с руками, сложенными у груди, и поджатыми коленями, что напоминало позу зародыша или спящего человека. Она была завернута в одеяло из кроличьих шкур, которое почти не сохранилось, но его мелкие клочки остались на костях скелета. На шее было несколько ожерелий из раковин, а на обоих запястьях — нитки бус. Анализ пыльцы установил, что она лежала на земле, устланной цветами и шалфеем, а возле рук были поставлены небольшие подношения — семена, орехи, ягоды. Вокруг тела были аккуратно разложены личные вещи женщины: заколки с перьями, костяные резные серьги, дудка из птичьей кости и различные предметы, которые Эрика не могла опознать, но подозревала, что они имели ритуальное значение. По следам охры можно было предположить, что перед погребением труп окрасили в красный цвет.

Пока через открытое окно доносились звуки лагеря — гитарная музыка, удары рукой по волейбольному мячу, — Эрика мысленно перенеслась во времени. Она пристально смотрела на фотоснимки над рабочим столом, вглядываясь в седые волосы и хрупкие кости, которые когда-то были частью живой, дышащей женщины, и вдруг почувствовала острое желание узнать историю Прародительницы.

Именно истории делали людей реальными, наделяли их душой. Эрика помнила день, навсегда определивший ход ее жизни. Ей было двенадцать лет, и вместе с классом она пришла в музей. Дети стояли в отделе антропологии, рассматривая диорамы, а учительница читала лекцию о жизни индейцев. За стеклом была воссоздана индейская деревня. Эрика внезапно преисполнилась благоговейным трепетом при одной лишь мысли, что эти люди давным-давно умерли, но все же вот они — здесь, демонстрируют свой образ жизни людям настоящего! Как же это замечательно, не позволить им умереть и пропасть в забвении, но сделать так, чтобы они жили и их помнили!

«Кто ты? — молча спросила Эрика бледно-желтый череп с аккуратными скулами и трогательно уязвимой челюстью. — Как тебя звали? Кто любил тебя? Кого любила ты?» Когда Эрика была в пещере одна, откапывая хрупкий скелет Прародительницы, так сладко свернувшейся на боку, ее, окруженную лишь тенями и тишиной, потрясло неожиданное чувство. Словно она заботилась о ребенке или вскармливала младенца. Ей захотелось яростно защищать забытые, одинокие кости, прижать их к груди и охранять.

И в тот момент она решила: во что бы то ни стало узнать историю женщины, прежде чем Джаред Блэк найдет законных владельцев пещеры.

Может быть, последняя вчерашняя находка даст ей ответы на вопросы. Странный предмет, размером и формой напоминающий футбольный мяч, состоял из мотка кроличьих шкур, перевязанного сухожилиями животных с нанизанными ракушками. Эрика обнаружила его ниже монеты 1814 года, но выше слоя почвы, из которого она достала осколки гончарных изделий. Поскольку индейцы Лос-Анджелеса не занимались обжигом глины, а покупали горшки у заезжих пуэбло, Эрика перерыла справочники по глиняной посуде Юго-Запада, которая уже была опознана и имела установленную дату изготовления. По присутствию свинца в мураве [2]и песчаной земле она смогла определить, что горшки сделали в Пекосе, большом индейском пуэбло на реке Рио-Гранде, приблизительно в 1400 году. Но все равно еще оставался промежуток в четыреста лет. Требовалось провести дополнительные анализы для установления точного года, когда моток кроличьего меха оставили в пещере.