Воровская честь - Джеффри Арчер Страница 16

Новым жилищем Долларового Билла стал подвал дома в Джорджтауне, некогда служивший художественной мастерской. В помещении, где он работал, имелось хорошее безбликовое освещение, а температура по его просьбе поддерживалась на уровне девятнадцати градусов при постоянной влажности.

Билл предпринял несколько «пробных заходов», как он называл их, но не мог приступить к чистовой работе до тех пор, пока не располагал всеми необходимыми материалами.

— Речь может идти только о совершенстве, — постоянно напоминал он Анжело. Он не хотел, чтобы его имя было связано с чем-то таким, что впоследствии могло быть заклеймено как фальшивка. В конце концов, у него была репутация, о которой следовало подумать.

В течение многих дней они безуспешно пытались найти подходящие перья для ручки. Билл отвергал их все, пока ему не показали фотографию тех, что хранились в небольшом виргинском музее. Он одобрительно кивнул, и они были в его руках уже на следующий день.

Хранитель музея сообщила репортёру из «Ричмонд таймс диспач», что была поражена этой кражей. Перья не имели никакой исторической важности и не представляли особой ценности. В следующей витрине находились гораздо более ценные и уникальные экспонаты.

— Смотря для кого, — сказал Долларовый Билл, когда ему показали вырезку из газеты.

С чернилами было полегче, поскольку Биллу довольно быстро удалось найти нужный оттенок чёрного цвета. А как придать им древний вид на бумаге, регулируя вязкость с помощью температуры и испарения, — этому его учить было не надо. Опробовав несколько банок с чернилами, он убедился, что чернил у него было более чем достаточно для выполнения работы.

В то время как другие занимались поиском нужных ему материалов, Долларовый Билл прочёл несколько книг из Библиотеки конгресса и ежедневно проводил по нескольку минут в Национальном архиве, пока не обнаружил ту самую ошибку, которую мог позволить себе сделать.

Труднее всего пришлось с пергаментом, поскольку Билл, пытаясь объяснить Анжело про углеродные методы установления возраста материала, не хотел даже слышать о таком, которому было меньше двухсот лет.

Образцы доставлялись самолётами из Парижа, Амстердама, Вены, Монреаля и Афин, но фальшивомонетчик отверг их все до одного. И только когда из Бремена прибыл пакет с куском пергамента, датированным 1781 годом, на лице Билла появилась улыбка, обычно возникавшая лишь при виде «Гиннесса».

Он трогал, гладил и ласкал пергамент, затем перегибал, скручивал и выравнивал объект своего внимания до тех пор, пока не убедился, что тот готов принять крещение чернилами. После этого заготовил десять листов совершенно одинакового размера, зная, что только один из них будет использован.

Билл разглядывал листы несколько часов. Два были отброшены сразу же, ещё четыре оказались в корзине к исходу дня. Взяв один из оставшихся листов, мастер стал трудиться над первой копией, увидев которую в первый раз, Анжело решил, что она идеальная.

— Идеальная на взгляд дилетанта, — сказал Билл, — а профессионал обнаружит в ней семнадцать ошибок, которые я наляпал в один присест. Уничтожь её.

За три следующих недели в подвале дома в Джорджтауне, где поселился Долларовый Билл, было изготовлено три копии текста. Во время работы никому не разрешалось входить в комнату, а когда мастер отдыхал, дверь в неё оставалась закрытой на замок. Его рабочая смена продолжалась два часа, а затем следовал двухчасовой отдых. Еду приносили дважды в день, и пил он только воду, даже по вечерам. Ложился спать обессиленный и спал, как убитый, восемь часов.