Ересь - С. Дж Пэррис Страница 16

Роджер Мерсер не отводил от меня пристального взгляда.

— Тем не менее, доктор Бруно, ваша мнемотехническая система применяет образы, в точности совпадающие с символами и талисманами, которые описывает Агриппа в трактате De Occulta Philosophia, [8]а он утверждает, что эти образы используются в ритуалах небесной магии, дабы призывать на помощь силы ангелов и демонов.

— Эти образы соответствуют знакам зодиака и фазам луны, как и в большинстве мнемонических систем, — возразил я, стараясь скрыть замешательство. — Образы эти часто встречаются, поскольку основаны на правильных числовых соответствиях, что и способствует запоминанию. Но в конечном счете это всего лишь образы.

— Для чернокнижника не существует «просто образов», — парировал Бернард. — Все образы, о чем и говорит название вашего трактата, указывают на скрытую реальность. В особенности образы, восходящие к древнеегипетской астрологии, о чем Агриппа был как нельзя лучше осведомлен, ибо он учился у самого Гермеса Трисмегиста, осужденного святым Августином заклинателя демонов.

На последнем слове старик возвысил голос. Я собирался с духом, чтобы ответить, но прежде, чем я успел заговорить, София Андерхилл вновь придвинула свой стул к столу, взглянула на меня в упор и спросила, на полуслове перебив излияния Флорио:

— Кто такой Гермес Трисмегист?

За столом все смолкли; взгляды обратились на меня.

— Мне попадались краткие упоминания о нем в философских трудах, — продолжала девушка с невинным видом, — но в нашей библиотеке нет ни одного его труда, а в другие библиотеки университета мне доступ закрыт.

— Разумеется, закрыт, ты ведь не числишься в списках студентов, — одернул ее отец и оглядел гостей, словно извиняясь за дерзость дочери. — Я позволил тебе пользоваться библиотекой колледжа для усовершенствования твоих знаний, но будь добра ограничить чтение теми книгами, что приличествуют женщине.

Это он явно говорил на публику; София хотела было возразить, но все-таки проглотила резкий ответ, только надула губы.

— Теперь в Оксфорде не сыскать и строчки Гермеса Трижды Величайшего, — зычным голосом ответствовал Бернард и покачал головой. — Прежде у нас были его труды. До того как в шестьдесят девятом году началась чистка библиотек, у нас хранился его трактат, переведенный с греческого флорентийцем Фичино сто лет тому назад согласно последней воле Козимо Медичи. Вам известен этот перевод Фичино, доктор Бруно?

— Я читал перевод Фичино, — подтвердил я, — но читал также и греческий оригинал, хотя он не полон. В моей рукописи отсутствовала пятнадцатая книга. Вы знаете греческий, доктор Бернард?

Светлый непримиримый взгляд уставился на меня.

— Да, молодой человек, я читаю по-гречески, мы тут, к северу от Тибра, отнюдь не варвары. Но отсутствующая книга — миф, ее никогда не существовало, — поспешно добавил он и продолжал уже спокойнее: — Я тоже читал Фичино в годы моей юности, и Агриппу читал. Тогда не боялись древностей, а сейчас множество книг уничтожено Реформой. Столетиями накапливаемые знания обратились в прах. — Он умолк, погрузившись в печальные раздумья.

— Доктор Бернард! — сердито окликнул его ректор. — Вам прекрасно известно, что королевская комиссия шестьдесят девятого года уничтожала еретические книги из бывших монастырских библиотек, дабы они не отравили умы и сердца нашей молодежи своими кощунственными учениями. С этой опасностью мы, профессора и старшие члены колледжа, обязаны бороться постоянно. Полагаю, вы ничего не имеете возразить против этого.

Бернард хрипло расхохотался.

— Ученым запрещают знакомиться с опасными книгами? Как же тогда мы будем оттачивать свои знания? Как научимся различать истину и ересь? И неужели те, кто предписывает и запрещает, не догадываются, что изъятые и скрываемые книги манят мужчину сильнее, чем любая распутница? — Он искоса метнул взгляд на Софию. — О, запретная книга всегда найдет способ вновь явиться на свет, пробьется сквозь все преграды! Или вы этого не ведаете, ректор? Знать бы лишь, где искать! — Он снова усмехнулся, как будто в его словах таился некий намек: коллеги, как я заметил, смущенно заерзали.

— А как поступили с книгами, которые изъяли из библиотек? — Боюсь, я выдал свой интерес: Бернард неожиданно прищурился, взгляд его враждебно сверкнул, и старик выпрямился, словно перед боем.

— Давно это было, — угрюмо отвечал он. — То ли сожгли, то ли власти куда-то увезли их, почем знать? Я уже стар и позабыл те времена.

Однако глаза его блестели, он старался не встречаться со мной взглядом, и я понимал, что старик лжет: человек, только что с такой страстью защищавший книги, запомнил бы аутодафе, даже если бы это произошло несколько десятилетий тому назад. Но если запрещенные книги не были сожжены, в чьи руки они попали? Должно быть, Бернард знал.

— Доктор Бруно, вы так и не ответили на мой вопрос, — вмешалась София.

Подавшись вперед, она неожиданно вольно похлопала меня по руке и уставила на меня взгляд своих широко расставленных темных глаз. Кончики ее полных губ изгибались в улыбке, словно девушка услышала отличную шутку и ей не терпелось поделиться ею.

— Так кто он такой, этот Гермес?

Глубоко вздохнув, я постарался выдержать ее пристальный взгляд, сознавая, что все замолкли в ожидании моего ответа и что мой ответ вполне могут счесть ересью.

— Гермес Трисмегист, то есть Трижды Величайший, был в глубокой древности первосвященником в Египте, — начал я, машинально вертя в пальцах кусочек хлеба. — Он жил вскоре после Моисея, задолго до Христа и даже до Платона. Иногда его отождествляют с египетским богом Тотом, покровителем мудрости. Во всяком случае, это был человек, наделенный удивительной интуицией: наблюдая космические явления и экспериментируя с объектами земного мира, он сумел раскрыть природные и небесные тайны. Он утверждал, что сумел войти в Божественный разум и постичь его. — Я выдержал паузу. — Он утверждал, что может уподобиться Богу.

Дружный вздох пронесся за столом. Все собравшиеся понимали, что ступили на тонкий лед, так что я поспешил добавить:

— Это был первый философ, первый богослов, а также пророк. Лактанций полагает, что он провидел пришествие христианской веры и предсказал это почти теми же словами, какими говорится о ней в Евангелии.

— Августин же ответил: это провидение Трисмегист имел от дьявола, — с жаром вступил в разговор Роджер Мерсер; лицо его разгорелось сильнее прежнего, непрожеванный кусок мяса выпал изо рта и запутался в бороде, а он и не заметил. — Ибо разве Гермес не пишет о том, как египтяне оживляли идолов своих богов с помощью магических ритуалов, призывая на помощь бесов?

— Сказкам о бесах и статуях я никогда не верил, — легкомысленно отвечал я. — Люди всегда строили механические игрушки и заявляли, будто им удалось вдохнуть в эти статуи жизнь. Взять хотя бы медную голову Роджера Бэкона — та якобы прорицала. Все это лишь ловкость рук да хитрости умелых ремесленников.