Шпион, выйди вон - Джон Ле Карре Страница 16

– "Во второй раз я встретилась с Ивлевым в комнате двоюродного брата его жены, преподавателя Московского государственного университета. Мы были одни. Во время этого свидания, хранившегося в глубокой тайне, произошло то, что мы в донесениях называем деянием, порочащим работника. Думаю, Томас, ты и сам не раз совершал подобные поступки!Во время этого свидания Ивлев также рассказал мне следующую историю, которая сделала нас еще ближе. Томас, ты должен быть осторожен. Слышал литы когда-нибудь о человеке по имени Карла?

Это старая лиса, самая коварная в Центре, самая таинственная, даже имя его непривычно для русского уха. Ивлев был до крайности напуган, рассказывая мне об этих событиях, которые, по его словам, сопряжены с величайшей конспирацией, возможно, с большей мы еще никогда не сталкивались. История Ивлева заключается в следующем. Тебе следует рассказывать ее только л ю д я м, з а с л у ж и в а ю щ и м а б с о л ю т н о г о д о в е р и я, Томас, по причине ее чрезвычайной секретности. Ты не должен рассказывать ее в Цирке, потому что никому нельзя доверять, пока загадка не раскроется. Ивлев сказал, что это не правда, что он когда-то занимался учетом агентов. Он придумал это только для того, чтобы показать мне, как глубоки его познания в делах Центра, и убедить меня, что я влюбилась не в кого попало. Правда состояла в том, что он помогал Карле в одной из его крупных операций и даже однажды был направлен в Англию с конфиденциальным поручением «под крышей» водителя и помощника шифровальщика в посольстве. Эту задачу он выполнял под рабочим псевдонимом Лапин. Таким образом, Брод стал Ивлевым, а Ивлев – Лапиным: бедняга чрезвычайно гордился этим. Я не стала говорить ему, что означает «Лапин» по-французски [6]. Если бы ценность человека определялась количеством его имен! Задачей Ивлева было обслуживать «крота». «Крот» – это внедрившийся агент, названный так потому, что глубоко укореняется в империалистической почве Запада, в данном случае это был англичанин. «Кроты» очень ценны для Центра, потому что для их внедрения требуется много лет, зачастую пятнадцать или двадцать. Большинство таких английских агентов были завербованы Карлой еще до войны и происходили из высших слоев буржуазии, некоторые даже считались аристократами, людьми знатными, испытывающими отвращение к своим предкам и превратившимися в скрытых фанатиков коммунизма, гораздо больших фанатиков, чем их пассивные английские товарищи-рабочие. Некоторые из них умудрились даже подать заявления о вступлении в партию, но Карла вовремя успел их остановить и поручить какую-то специальную работу. Другие сражались в Испании против режима Франко; там их и отыскивали вербовщики и направляли к Карле. Третьи попались в сети на войне во время вынужденного сотрудничества Советского Союза и Великобритании. Кое-кто впоследствии, разочарованный тем, что война не привнесла социализм на Запад…" Здесь она вроде как прерывается, – пояснил Tapp, не отрываясь от рукописи. – У меня здесь написано «прерывается». По-моему, ее «старикан» вернулся раньше, чем она ожидала.

Чернила все размазались. Бог знает, куда она засунула эту писанину. Может быть, под матрас.

Если подразумевалось, что это шутка, то она не удалась.

– «Крот», которого Лапин обслуживал в Лондоне, был известен под кодовым именем Джералд. Этот очень засекреченный человек был завербован самим Карлой. Обслуживание «кротов» доверяют только высококвалифицированным товарищам, говорит Ивлев. Поэтому, в то время как на первый взгляд Ивлев-Лапин был в посольстве едва ли – непустым местом, подверженным всяческим унижениям из-за своей кажущейся незначительности (например, его ставили за стойку бара вместе с женщинами во время протокольных мероприятий), на самом деле он был человеком большим, секретным помощником полковника Григория Викторова, который работал в посольстве под фамилией «Поляков».

Здесь вмешался Смайли, попросив произнести фамилию по буквам. Tapp отреагировал как актер, которого прервали во время монолога, и поэтому ответил довольно грубо:

– П-о-л-я-к-о-в, запомнили?

– Спасибо, – ответил Смайли с непоколебимой учтивостью, всем своим видом показывая, что это имя ему решительно ни о чем не говорит.

Tapp продолжил:

– "Викторов и сам опытный и очень хитрый профессионал, сказал Ивлев.

Его «крыша» – работа атташе по культуре, и, таким образом, он мог связываться с Карлой по официальным каналам. Как работник посольства Поляков организует лекции в британских университетах и обществах по культурным связям с Советским Союзом, но теневой работой полковника было получение донесений от «крота» Джералда и передача инструкций в соответствии с указаниями Карлы из Центра. Для этой цели Викторову-Полякову постоянно нужны связные и курьеры, и бедняга Ивлев временно стал одним из них. Но так или иначе, настоящим куратором Джералда является Карла в Москве". Здесь какой-то резкий переход, – объявил Tapp. – Она пишет ночью, то ли пьяная вдрызг, то ли до смерти перепуганная, и шурует через всю страницу без знаков препинания. Тут и про чьи-то шаги в коридоре, и про сальные взгляды этих горилл. Пропустим, ладно, мистер Смай-ли? – И, получив маленький одобрительный кивок, он продолжил:

– «Меры для обеспечения безопасности „крота“ – это нечто из ряда вон выходящее. Письменные доклады из Лондона в Московский Центр Карле даже после шифровки разделяли на две части и отправляли с разными курьерами, в других случаях писали симпатическими чернилами под традиционной дипломатической корреспонденцией. Ивлев рассказывал мне, что Джералд выдавал иногда больше секретного материала, чем Викторов-Поляков успевал обработать. Основное было на непроявленной пленке, часто до тридцати катушек в неделю. Если кто-то вскроет контейнер, не соблюдая необходимых мер, он тотчас засветит пленку. Другие материалы передавались „кротом“ в виде звукозаписи с глубоко законспирированных встреч на специальной пленке, которую можно воспроизводить только на особой, сложной аппаратуре. Аудиозапись стирается начисто, если засветишь пленку или попытаешься прокрутить ее на обычном магнитофоне. Эти встречи были срочными, всегда в разных местах, всегда внезапными, это все, что я знаю, кроме того, это было в то время, когда фашистская агрессия во Вьетнаме потерпела поражение, а в Англии к власти снова пришли крайние реакционеры. Также, по словам Ивлева-Лапина, Джералд занимал высокую должность в Цирке. Томас, я рассказываю это потому, что с тех пор, как я тебя полюбила, я без ума от всего английского, и прежде всего от тебя. И не желаю мириться с тем, что английский джентльмен может повести себя как предатель, хотя, конечно, видимо, он был прав, присоединившись к борьбе за рабочее дело. Еще я забочусь о безопасности тех, кто был тайно завербован Цирком. Томас, я люблю тебя, будь осторожен теперь, когда ты столько знаешь. Это может тебе повредить. Ивлев был похож на тебя, несмотря на то что они звали его Лапин…» – Tapp неуверенно запнулся. – Тут в конце есть немного такого…

– Читай, – тихо бросил Гиллем.

Чуть сдвинув стопку бумаги, Tapp снова стал монотонно читать, растягивая слова:

– «Томас, я рассказываю тебе это еще и потому, что боюсь. Сегодня утром, когда я проснулась, он сидел на кровати, уставившись на меня, как безумный. Когда я спустилась вниз выпить кофе, наши охранники Трепов и Новиков смотрели на меня животным взглядом, не обращая внимания на еду. Я уверена, они сидели здесь уже не первый час, а потом к ним подсел еще Авилов из местной резидентуры… Не поступил ли ты опрометчиво, Томас? Не рассказал ли больше, чем позволил мне думать? Теперь ты видишь, что помочь может только Аллелайн. Тебе не стоит себя обвинять, я могу догадаться, что ты им сказал. В душе я свободна. Во мне ты видел только плохое: пьянство, страх, ложь, в которых мы живем. Но глубоко внутри меня горит новый благородный свет. Я привыкла думать, что тайный мир – это какое-то отдельное место, а я навсегда обречена жить среди неполноценных. Но, Томас, теперь я знаю, что это не отдельное место. Бог указал мне, что оно здесь, прямо посреди настоящего мира, вокруг всех нас, и нам нужно только открыть дверь и выйти наружу, чтобы быть свободными. Томас, ты должен всегда стремиться к свету, который я обнаружила. Этот свет зовется любовью. И теперь я отнесу это письмо в наше тайное место и оставлю там, пока еще есть время. Боже всемилостивый, я надеюсь, что оно еще есть. Бог дал мне прибежище в Его Церкви. Помни: я и там любила тебя». – Tapp сильно побледнел, руки его, когда он принялся расстегивать рубашку, чтобы положить дневник обратно в сумочку, задрожали и стали липкими. – Тут есть еще кусок, – произнес он, – там говорится: "Томас, почему ты помнишь так мало молитв из своего детства?