Возвращение Одиссея. Будни тайной войны - Александр Надеждин Страница 16

– Добрый день, Алоиз Алоизович, вот и мы, – произнес Курилович, почему-то немного приглушенным, почти заговорщицким голосом и тут же переступил порог открывшейся перед ним секунду ранее двери.

– Здравствуйте, – следующий за ним Ахаян степенно поприветствовал одетого в белый докторский халат худенького, даже немного тщедушного старичка, среднего роста, с жиденькими седыми волосиками, подковкой обрамляющими выпуклую лысину, и аккуратной шкиперской бородкой, опоясавшей его немного вытянутое книзу лицо, который в ответ, молчаливо склонив в вежливом поклоне голову, сделал правой рукой широкий приглашающий жест.

Василий Иванович неторопливо сделал еще несколько шагов вперед и, чуть прищурив глаза, с интересом, но довольно быстро проскользил взглядом по аскетичному убранству небольшой слабоосвещенной комнаты, единственным достойным внимания объектом которой был массивный стол с покатой крышкой, служащей приборной панелью для какого-то искусно запрятанного в корпус стола прибора. Стол стоял возле дальней стены этого чуть вытянутого вперед помещения. Прямо над ним, в центральную часть стены, было вмонтировано широкое, практически во всю ее длину, застекленное окно, выходящее, правда, не на улицу, а, как можно было догадаться, в соседнюю смежную комнату. Об этом действительно можно было только догадаться, поскольку стекло, служившее перегородкой между двумя помещениями, было очень сильно затонировано.

– Вот она какая. Святая святых, – произнес Василий Иванович, закончив свой беглый осмотр.

– Что, не впечатляет? – улыбнулся хозяин кабинета, запирая дверь за последним членом проследовавшей за Ахаяном делегации, коим, как и положено по иерархическому этикету, был старший лейтенант Иванов.

– Почему, наоборот. Простота и строгость – всегда признаки... высокого стиля. И серьезности заведения. Плюс уют.

– Намек на скромные габариты? Ну, так ведь как бы не приспособлено для столь внушительных аудиторий.

– Алоиз Алоизович, я же объяснял, – развел руками Курилович. – Случай особый. В виде исключения.

– Это не упрек. Всего лишь констатация. У меня здесь, как вы изволили заметить, всего-навсего три гостевых стула. Кстати, прошу! – Алоиз Алоизович, сделав безадресный приглашающий жест в сторону стоящих вдоль правой стены трех одинаковых черных пластиковых кресел, сам приземлился к столу на крутящийся офисный стул с высокой спинкой и жесткими подлокотниками.

– Ничего. Не рассиживаться пришли, – небрежно махнул рукой Ахаян, беря за край спинки легкое пластиковое кресло, любезно протянутое ему ощущающим здесь свой некий особый статус Куриловичем.

Проследив затем глазами за человеком в строгом черном костюме, который, взяв себе кресло второе, примостился на нем за стол чуть сбоку, рядышком с хозяином кабинета, Василий Иванович, слегка поколебавшись, также небрежно поставил кресло чуть сзади и слева от обосновавшейся за столом парочки, опустился в него и бросил выразительный взгляд назад, побудивший продолжающий оставаться в вертикальном положении квартет, мгновенно сориентировавшись, определить обладателя третьего вакантного кресла, кем закономерно, по законам субординации, стал невысокий товарищ с крепкой фигурой и характерной русской внешностью. Ахаян снова перевел взгляд вперед и стал с любопытством наблюдать за манипуляциями дедушки в белом халате, опустившего руки на свой пульт управления и последовательно включающего разноцветные кнопочки и тумблеры и передвигающего взад-вперед расположенные над ними рычажки.

– А вся эта процедура... она вообще... долго длится?

– А вам раньше... никогда не доводилось? Никому? – не отвлекаясь от своего занятия и не оборачиваясь назад, спросил дедушка.

– По ту сторону или по эту? – уточнил Василий Иванович.

– Какая разница. Процесс один.

– Процесс-то один. Ощущения разные, – подал голос бритоголовый товарищ, оставшийся вместе с Ивановым и Минаевым стоять за спинами своего основного начальника и сидящего с ним рядом начальника поменьше, но, заметив выразительно взметнувшуюся вверх бровь на повернувшемся слегка, вполоборота, в его сторону основном начальственном профиле, не менее выразительно откашлялся.

– Приходилось, но давненько. В тренировочном плане, – степенно ответил основной начальник на изначально заданный вопрос.

– Понятно, – закончив свои манипуляции, Алоиз Алоизович удовлетворенно крякнул. – Ну вот, аппаратура готова. – Крутанувшись на своем стуле, он повернулся к внимающей ему аудитории. – А что касается времени, то... классический, традиционный сеанс занимает где-то от полутора до трех часов. Хотя из них на сам процесс записи всех физиологических показателей уходит всего лишь минут пятнадцать, от силы двадцать.

– А остальное время? – спросил сидящий рядом с Ахаяном Аничкин.

– А остальное время, перед началом записи и после нее, это непосредственный процесс собеседования оператора с испытуемым. Сначала идет... – хозяин кабинета снова показал аудитории свою спину, – предварительное интервью. – Он плавно перевел вверх один из рычажков на своем пульте. И тут свершилось чудо. Одновременно с движением рычажка прежде плотно затонированное стекло расположенного прямо над столом окна также плавно превратилось в стекло обычное, абсолютно прозрачное, прекрасно позволяющее всем присутствующим в кабинете наблюдать то, что происходило в комнате смежной, которая по своим габаритам, как оказалось, была еще меньше самой лаборатории.

По всей видимости, каким-то шестым чувством уловив возникшее у него за спиной нервозное напряжение, Алоиз Алоизович тут же успокоил собравшуюся публику:

– Прошу не волноваться. Стекло волшебное. Пропускает лучи света только в одном направлении. С той стороны воспринимается лишь как очень тусклое зеркало.