Крест и корона - Нэнси Бильо Страница 16

— Я уверена, такие документы существуют, — сказала я, стараясь изо всех сил говорить почтительно.

— Что ж, возможно, они и обвенчались после смерти Чейна, но к этому времени она уже родила Булмеру сына. — Он дождался, когда его слова дойдут до меня. — Вы, кажется, совершенно не осведомлены о развратном поведении вашей кузины? Вы ведь тогда всё еще жили в Стаффордском замке? Еще не успели принести обет в Дартфордском монастыре?

Я отрицательно покачала головой.

— Значит, насколько я понимаю, вам неизвестны подробности последних лет жизни Маргарет. Вы никак не могли быть ее близкой подругой. И тем не менее, как мне сообщают, вы самовольно, не получив разрешения настоятельницы, оставили Доминиканский орден, добрались до Лондона и устроили целое представление во время ее казни. Вы оба — вы и ваш отец — вмешались в действия властей, осуществляющих королевское правосудие, что является преступлением.

— Я считала это своим долгом, ваша светлость.

— Но почему, госпожа Стаффорд? — спросил он, возвысив голос. — С какой стати вы вдруг сочли это своим долгом?

Я не находила слов. Бесполезно объяснять этому вельможе, этому суровому полководцу, сколь важна была для меня жертва, которую я хотела принести Маргарет. Он все равно никогда не сможет меня понять.

— А ваш отец? — настаивал герцог. — Почему он считал это своим долгом?

— Я не знаю, — заикаясь, произнесла я. — Мы не видели друг друга перед… перед сожжением. Вернее, и после казни Маргарет я тоже не успела с ним поговорить. И очень удивилась, увидев отца на Смитфилде. А он, в свою очередь, никак не ожидал встретить там меня.

Герцог подался вперед на своем стуле, его рука так сжимала кнут, что костяшки пальцев побелели.

— Ваш отец чуть не подорвал себя порохом. На кой черт ему понадобилось делать это ради выблядка его казненного брата? — Я поморщилась, услышав грязное слово. — Но если не отец приказал вам явиться на Смитфилд, то тогда кто?

— Никто, ваша светлость.

— А разве у вас не бывает видений, которыми вы руководствуетесь? — Герцог кинул взгляд на жену Кингстона. Она, вероятно, немедленно передала подробности нашего с ней разговора сэру Уильяму, как меня и предупреждала Бесс.

— Я приняла это решение благодаря молитве, но никаких видений свыше у меня не бывает.

Герцог покачал головой:

— Лично мне, как, впрочем, и всем остальным, это представляется полнейшей бессмыслицей. Если только ваши действия не имели другой цели — политической. Вы с вашим отцом пытались придать казни определенную окраску, возбудить недовольство присутствовавших. Так?

— Нет, ваша светлость, это не входило в мои намерения, — твердо сказала я. — Я верноподданная его величества. И руководствовалась мотивами сугубо личного характера.

Какое-то время герцог молчал. За окном на лужайке зачирикала какая-то птица. Ей ответила другая. Потом третья. Здесь было довольно много птиц. Кто-то, вероятно, подкармливал их.

Когда герцог Норфолк заговорил снова, речь его была осторожной и размеренной.

— Я не думаю, что вы со мной откровенны, госпожа Стаффорд. Не забывайте, что я для вас человек не посторонний, поскольку женат на вашей кузине, а потому от души советую: расскажите мне все как есть. И сделайте это прямо сейчас. Ведь следующий, кто будет задавать вам вопросы, вряд ли станет учитывать ваше происхождение и положение.

Я теребила руками платье. В чем, по мнению этих людей, состояла моя вина?

— Я сказала вам все как есть, ваша светлость, — проговорила я.

Дальше все произошло очень быстро. Он вскочил со стула, рука его резко взметнулась вверх — даже в глазах зарябило. Хлоп! Кнут ударил по деревянному столу в нескольких футах от того места, где стояла я.

— Тысяча чертей! У меня нет времени на ваши капризы!

Я не шелохнулась. И сэр Уильям с женой тоже не шелохнулись. Герцог стоял на прежнем месте, трясясь от злости.

— Отлично, Кингстон, давайте действовать, как планировали, — произнес он наконец.

Сердце мое забилось чаще, когда Кингстоны куда-то поспешили из камеры. Я услышала в коридоре мужские голоса, отдававшие приказы. Но герцог остался на месте. И за его спиной не появились бифитеры. Мы остались вдвоем. Он принялся вышагивать туда-сюда под окнами и морщил лоб, явно думая о чем-то весьма неприятном.

Пытаясь говорить как можно более смиренным голосом, я сказала:

— Ваша светлость, позвольте у вас кое-что спросить.

Его взгляд — неохотно, раздраженно — устремился на меня.

— Вы говорили о моем отце, — продолжила я. — Вы его видели?

— Ну, допустим, — крякнул он.

— В каком он состоянии?

— В каком состоянии? — Герцог некоторое время обдумывал ответ, наконец улыбка искривила его длинное лицо. — Скажем так: его больше нельзя назвать красивейшим из Стаффордов.

Поначалу я почувствовала боль, словно кто-то сильно ударил меня. Потом ощутила злость — она заполнила мое сердце, мой разум, все мое тело. Я едва могла дышать, видеть или слышать. Кончики моих пальцев от этих слов буквально окоченели.

Тут раздался приглушенный расстоянием звук распахиваемой двери — это вернулся сэр Уильям, один, без жены. Он принес что-то и отдал герцогу.

— Госпожа Стаффорд, я хочу показать вам это, — резко сказал Норфолк и положил на стол письмо Маргарет — то самое, которое я взяла с собой на Смитфилд. Ничего удивительного: они обыскали мое платье.

Герцог прочитал письмо вслух. Он с издевкой произносил слова своим хриплым голосом — точно таким же тоном он поздравлял меня с желанием стать монахиней и выражал скорбь по уничтоженным на Севере монастырям.

Пока Норфолк читал, я вспоминала, как мой отец охотился на кабанов. Убить кабана трудно, и поэтому он никогда не отправлялся в лес один. И когда отец находил зверя, слуги долго преследовали жертву, гнали, всячески сбивали с толку, меняя друг друга, пока наконец кабан, ослабевший и испуганный, не падал без сил в чаще и не умирал, заколотый пиками и ножами.

В камере Тауэра стояла напряженная тишина. Я поняла, что герцог закончил чтение, — он и Кингстон ждали моего ответа.

— Да, я захватила на Смитфилд последнее письмо кузины, — холодно произнесла я.

Герцог осторожно взял двумя пальцами еще что-то: ага, цепочка с медальоном Фомы Бекета, который много лет назад подарила мне Маргарет. За день до того, как отправиться на Смитфилд, я зашила медальон в подкладку кошелька, чтобы не потерять.

— А как насчет вот этого? — спросил он.

Я пожала плечами, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вырвать цепочку из его пальцев.

— Вы скажете мне, зачем взяли медальон на Смитфилд, — прорычал герцог.

И тут вдруг я почувствовала такую злость, что решила: пусть Томас Говард делает со мной что угодно, но я больше не стану его бояться.