Пробить камень - Фридрих Незнанский Страница 16

На каскадерском счету Олега Буцаева было 49 кинокартин. В юбилейной Буцаев поучаствовать не успел, потому что сел в тюрьму. Вот как это случилось.

Буцаев некогда был перспективным боксером, но неизменно оставался на вторых-третьих ролях в сборной, а значит, на крупные международные соревнования не попадал. В то же время, в середине 70-х годов, он несколько раз снялся в спортивных фильмах, где играл не эпизодические даже, а микророли на несколько секунд, скажем, молотил боксерскую грушу в тренировочном зале в правом нижнем углу экрана. Один раз, правда, он изображал противника главного героя. Но поскольку эта сцена была в той части картины, где главный герой не подхватил еще звездную болезнь и не прислушивался к советам наставников, которые советы еще и не давали, то Буцаева уложили нокаутом в первом же раунде, после чего последовала реплика тренера победителя: «Жаль, бой не получился…»

Но в кино Буцаеву понравилось, и он рассмотрел там для себя уникальную лазейку. Во-первых, сообразил, что на съемках жанровых фильмов часто нужны люди, подменяющие актеров в радикальных сценах. Может, Олег Янковский и рискнет из поезда на ходу сигануть, но не придется ли тогда съемки откладывать на непредвиденный срок? Собственно, каскадеры существовали всегда. По большому счету, любая массовка в фильме — это каскадеры, ведь кто знает, что там в толпе у Эйзенштейна случалось — хоть в «Стачке», хоть в «Броненосце „Потемкине“», хоть в «Александре Невском»? А во-вторых, Буцаев не мог этого выразить словами — с их запасом и комбинациями у него всегда были проблемы, он смутно чувствовал, что миссия кино заключается в том, чтобы увековечить трюк. Ведь трюк — это же экстремальное происшествие, и сам по себе он живет считанные секунды, ну, в особых случаях — пару минут. А трюкач ведь не может, как оперная прима, выходить к рампе и вечер за вечером петь одинаково, да и прима этого, наверно, не может.

Знакомый кинооператор посоветовал Буцаеву почитать мемуары одного из первых режиссеров отечественного кино Льва Кулешова. Кулешов предстал перед начинающим каскадером эдаким режиссером-физруком. Его актеры всегда находились во впечатляющей физической форме. Но помимо этого в учебную программу, которую режиссер-педагог для них разработал, входили: бокс, акробатика, гимнастика, плавание, специальные профессиональные силовые упражнения, борьба и драка! А также управление автомобилем, хотя этот курс и оставался теоретическим из-за недостатка средств. И еще Буцаев почувствовал, что его личная миссия заключается в том, чтобы объяснить миру, в чем заключается миссия кино: именно в том, чтобы увековечить трюк. Но сперва кто-то должен был открыть глаза этим снобам-киношникам. Иначе они так и будут до скончания века снимать всякую муру о смысле жизни, где актеры лясы точат и ходят из одной комнаты в другую, а там — ни споткнуться по-человечески, ни взрыв какой-нибудь устроить, ни в окно выпасть — только выползти, потому что цокольный этаж. А каскадеры тем временем стареют и теряют форму.

И Буцаев резво взялся за дело. Он занялся фехтованием, акробатикой, конным спортом, сделал тысячу прыжков с парашютом за год и еле отвертелся от выступления на чемпионате Европы по парашютному спорту. Теперь его звали в сборную, но она его не волновала. Самой же главной составной частью системы Буцаева, взращивающего в себе каскадера-профессионала нового поколения, был отказ от кино — он его больше не смотрел, он запретил себе прикасаться к запретному плоду, пока не созреет сам.

В 70-х же годах в страну пришло увлечение карате, за которым последовали и иные восточные единоборства. Но Буцаев был человек основательный, он не верил, что заезжие выскочки могут ему что-то дать, и уехал в Монголию. Просто перешел границу в горах Бурятии и вышел в район озера Хубсугул. Один год он провел в Монголии, но затем так же пешком перешел в Китай. Через монгольский Алтай — к китайской части Тянь-Шаня. Почему это ему удавалось, позже задавался вопросом кто угодно, но только не он сам.

Там, в китайских горах, на высоте четырех тысяч метров, он нашел прилепленный под острым углом к зеленой скале буддистский монастырь Гуань Инь-цзы (что перевести буквально нельзя, но можно уподобить словам «Страж заставы»), о котором в партийном комитете города Синин, административного и промышленного центра провинции Цинхай, на чьей территории монастырь и находился, перестали рассказывать исторические анекдоты аж со времен «культурной революции», да и тогда никто не верил в его существование. Монахи сказали Буцаеву, что живут в Гуань Инь-цзы последние две тысячи лет и даже больше, ровно с тех пор, как Лао-цзы повстречал Конфуция, который был моложе его на пятьдесят пять лет и который перевернул учение отца-основателя буддизма с головы на ноги, то есть превратил в совершенно противоестественное для них, монахов-буддистов, состояние.

Буцаев позволил себе только один бестактный вопрос: как же благородные мужи в таком случае размножаются, неужели наскальным почкованием? Вместо ответа лысый и безбородый отшельник, возраст которого свободно колебался от пятнадцати до семидесяти пяти, посмотрел вниз. У подножия гряды была деревня, в которой легенда о драконе, уносящем самых здоровых (а отнюдь не красивых) невест в горы, давно приобрела черты суровой и неизбежной реальности. Невесты, однако, через несколько лет исправно возвращались, совершенно обалдевшие и почти разучившиеся говорить.