Перстень Калиостро - Наталья Александрова Страница 16

— Где вы взяли фотографию цветущего пилоцереусаПульпика?

— Я только пять минут узнала, что его так зовут, иочень надеялась, что это вы мне скажете, где же он цвел.

— Из наших никто ее цветущей не видел, — жалобно поведалЛеня, — я об этом всю жизнь мечтаю… А где это фото сделано? У нас, вПитере?

— Я на это очень надеюсь, — грустно сказалаНадежда, — неужели никто из ваших мне не поможет?

От возбужденной толпы кактусоводов отделился хроменькийстаричок и, подойдя поближе, тихим голоском сказал:

— А может, Потапыча разбудить?

Леня подумал и согласился.

— Дело важное. Придется будить.

Надежда с изумлением смотрела на кактусоводов: по тому, какзначительно они обсуждали пробуждение некоего Потапыча, можно было подумать,что это вулкан не меньше Везувия.

— Кто такой Потапыч? — испуганно спросилаона. — Может, не стоит его будить? Он что, в летаргическом сне?

— Да нет, он просто всегда слегка с перепоя. Но уж еслион чего-то о кактусах не знает, значит, никто не знает. Мы его за то и держим,несмотря на все его недостатки…

Леня провел Надежду к гардеробу. В клубе люди былиисключительно честные, всю одежду вешали сами, но гардеробщик, оказывается,был, просто он мирно спал в дальнем углу, завесившись чужими пальто.

Леня подошел к Потапычу и боязливо дотронулся до плеча,сразу отскочив назад.

Потапыч только всхрапнул, что-то сонно пробормотал изачмокал. Леня снова подкрался к нему, основательно встряхнул и отскочил. Наэтот раз Потапыч неожиданно поднялся и яростно замолотил воздух кулаками. Ксчастью, Леня был достаточно далеко. Наконец Потапыч опустил руки, открыл глазаи огляделся. Это был довольно крепенький, пузатенький мужичок лет шестидесяти скрасной бодрой физиономией отставного пожарника и седыми усами.

— Он раньше боксером был, в легком весе, —прошептал Леня, — теперь, когда просыпается, в первую минуту ничего непонимает и зашибить может.

Тем временем Потапыч полностью очухался и спросил:

— Ленчик, не зашибил я тебя ненароком?

— Нет, Потапыч, я остерегся.

— А чего будил-то? Спросить чего хотел?

— Да вот, Потапыч. Погляди, женщина фотографиюпринесла, пилоцереус Пульпика вроде бы цветет.

Потапыч достал из кармана сломанные очки, склеенныеизолентой, водрузил их на нос и уставился на карточку. Через минуту созерцанияон изрек:

— Она, Пульпика! Я же ее, холеру, в личность знаю — этоГусева Василия Николаевича. Звал он меня смотреть, как она цветет.

— А когда это было? — высунулась Надежда.

Потапыч, неприятно изумленный, уставился на нее сквозь очки:

— Это что ж такое? Баба — в нашем клубе? Мать честная!До чего дожили! Вы что же, гражданочка, тоже кактусы разводите?

— Да нет, я так, спросить только… — стушеваласьНадежда.

— А-а, — протянул Потапыч, — это ничего. Этоможно. А я уж испугался — бабы кактусы начали разводить… Когда же у ВасилияНиколаевича Пульпика окаянная цвела? Не то в мае. Не то в июне… Тогда как разТанька, дочка моя непутевая, Гришку в дом привела…

— Замуж, что ли, вышла? — подтолкнул его Леня,увидев, что Потапыч глубоко и надолго задумался, и опасаясь, как бы он снова незаснул.

— Сам ты замуж вышел! Ты что, Леня, сдурел? Как этозамуж за кобеля?

— За какого еще кобеля? Ты же сказал — Гришка…

— Ну дык что ж! Гришка — и есть кобель кавказскойпороды…

— С юга, что ли? С Кавказа? Лицо кавказскойнациональности?

— Ну ты даешь! Натуральный он кобель, кавказскаяовчарка! Гришкой — это я его обозвал, в память прежнего нашего секретаряобкомовского…

— Так в каком это году было, Потапыч? — Леня ужетерял терпение.

— Дык аккурат пять лет будет в июне.

Гришка тогда щенком был. Молоком поили, а сейчас такойздоровенный кобелина!

Аккурат пятилеток!

— Вы уверены? Пять лет назад в июне цвела эта самаяПультика у Василия Николаевича Гусева?

Оба кактусовода уставились на Надежду в ужасе:

— Какая Пультика? — воскликнул Леня. —Пульпика!

У Потапыча слов уже не было. Он только выразительно взглянулна Леню: мол, говорил же я тебе! Как можно женщин подпускать к самому святому —кактусам!

Надежда поняла, что ее рейтинг в клубе безнадежно упал, нотем не менее задала последний вопрос:

— А где живет этот самый Василий Николаевич Гусев?

— Где живет… — обиженно пробубнил Потапыч. — Неживет, а жил. Переехал он в другой город… А жил на проспекте Декабристов…Офицерский, по-старому.., или по-новому, черт их разберет. А дом не помню,номер, то есть, не помню. Потому что цифры вообще не запоминаю. Вот как идтимимо Театральной площади. Потом мост перейдешь — и сразу дом большой серый..,на шестом этаже.

— А почему, вы сказали, он переехал? — неотставала Надежда.

— Почему-почему… Жена у него померла.., из окнабросилась…

Надежда чуть не сделала стойку, как спаниель на болоте.

— Что вы говорите? Когда же это было?

— Тогда и было! — раздраженно ответилПотапыч. — Артистка она была.., такая. — Он показал руками в воздухе,какая была артистка. — Ладно, гражданочка, дайте человеку отдохнуть, я итак с вами весь сон сбил.

Леня сделал знак Надежде, чтобы не приставала больше кПотапычу, это чревато неприятностями. Наверняка он знал особенности поведениябывшего боксера, и Надежда не стала настаивать, посчитав, что и так сегодняузнала уже достаточно. Главное — фотография оказалась не кадром из фильма, азафиксировала событие, случившееся на самом деле, — женщина выбросилась изокна, вернее, ей помогли. И произошло это пять лет назад на проспектеДекабристов, ныне Офицерском… Теперь Надежда знала, что делать дальше…