Второй Саладин - Стивен Хантер Страница 16

Чарди долго смотрел на снимок. Он. Улу Бег. На много лет моложе и все-таки Улу Бег.

– Это он.

– Хорошо. Не так-то легко нам было заполучить это фото, – заметил Тревитт, тот, что помоложе, хилый, заумного вида тип, нескладный и рассеянный.

– Давным-давно, – продолжал Чарди. – Много лет назад.

– Понятно, – сказал Тревитт. – Теперь вот этот.

Проектор щелкнул, и на стене унылого кабинета в Росслине появилось пухлое лицо, лицо благополучного, солидного человека.

– Сдаюсь, – заявил Чарди.

– Приглядитесь повнимательней, – велел Йост Вер Стиг. – Это важно.

«А то я без тебя не знаю, что это важно», – мысленно огрызнулся Чарди.

– И все равно я не… э-э… да. Да.

– Мы попросили нашего художника нарисовать, как Улу Бег мог бы выглядеть сейчас. На двадцать лет старше, немного раздавшийся, американизировавшийся.

– Может, и так, – сказал Чарди. – Только я в последний раз видел его семь лет назад. – Он выглядел…

Пол запнулся. Слова не были его сильной стороной, он никогда не мог заставить их выразить то, что он хотел.

– …более свирепым, что ли. Этот парень двадцать лет провел на войне. И десять из них был партизанским командиром. А вы сделали из него какого-то Рыцаря Колумба.

У второго юнца, Майлза… как же его… какая-то ирландская фамилия… вырвался резкий смешок. Он походил на язвительное квохтанье, а сам Майлз – на какого-нибудь ирландского гнома, елейный маленький стервец. Зато он знал, кто такие Рыцари Колумба. [13]

– Ну, – обиделся Тревитт, – это очень опытный художник. Он работал всю ночь. Мы получили снимок только вчера. Это единственная доступная фотография Улу Бега.

– Взгляните-ка сюда, Пол, – сказал Йост Вер Стиг.

Джоанна.

Чарди не мог отвести от нее глаз. Это было лицо из бесконечных снов, которые преследовали его в последнее время по ночам. Оно естественным образом вплелось в вереницу этих мучительных ночей и потрясло его почти физически.

– Снимок совсем свежий, – заметил Йост.

Чарди смотрел на изображение. У него возникло такое ощущение, будто он в темной кабинке пип-шоу за четвертак получает свою порцию бессмысленного возбуждения в компании чужих незнакомых мужчин.

– Думаю, недельной давности. Так, Майлз? – спросил Йост.

– Сделан в прошлый вторник.

Голос у Майлза был уверенный и самодовольный, с заметным чикагским выговором.

– Сильно она изменилась за семь лет?

– Нет, – только и в состоянии был ответить Чарди, задетый ритуалом, который предполагал этот снимок: какой-нибудь зачуханный хлюпик из техотдела припарковал свою машину или фургон в нескольких кварталах и после трехдневного выслеживания щелкнул ее двухсотмиллиметровым объективом «Никона» из-за зеркального стекла.

Он потер сухие ладони. Взглянул на три силуэта: Йост, воплощение безжизненности, и двое ребят помладше, мечтательный Тревитт и гнусный Майлз – да как же его? – коренастый ирландский крепыш из Чикаго.

– Вам известно, – подал голос из угла Майлз, – что после своего возвращения она трижды пыталась покончить жизнь самоубийством?

Странная душевная боль пронзила Чарди. Он сглотнул вставший в горле ком и почувствовал, как сильно заколотилось сердце – во всяком случае, так ему показалось. Кулаки у него сжались.

– Я не знал об этом. Мне ничего не известно о том, что с ней стало.

Чарди почти чувствовал, как Майлз улыбается в темноте. Спейт упомянул что-то о том, что тот отлично разбирается в компьютерах. В суматохе знакомства Чарди взглянул на ирландца лишь мельком, и в памяти отложился низкорослый, смуглый, неопрятный человечек, скорее даже юнец, которому не было еще тридцати, с сальными черными волосами. Он походил на церковного служку – такие бывают в каждом приходе. Они ходят за настоятелем или настоятельницей по пятам и годами черпают в этом власть.

– В семьдесят седьмом она резала вены, – уточнил Ланахан. – В семьдесят девятом наглоталась таблеток, и в последний раз в прошлом году – тоже таблетки. Чуть концы не отдала.

Чарди кивнул, не отрывая глаз от изображения женщины на стене.

Почему, Джоанна?

Но он знал почему.

– Университет отправлял ее к самым разнообразным психиатрам, – продолжал Ланахан. – Мы раздобыли ее медкарты. Это было не так-то просто.

Но Чарди не слушал. Он рассматривал свои запястья.

Он вскрыл себе вены в апреле семьдесят пятого, после длительного допроса в КГБ. Он помнил затопившее его тогда облегчение, помнил, как течет кровь и вместе с ней отступают все беды мира. Безмерная и бездумная легкость овладевает тобой. Манящая, блаженная. Ему вспомнилось, как он выкрикнул в лицо офицеру, который наблюдал за его допросом: «Спешнев, я все равно выйду победителем!»

Но его спасли.

– Это все? – спросил Тревитт.

– Да, – ответил Вер Стиг, и картинка погасла.

Тревитт раздвинул шторы, и в комнату хлынул свет.

Чарди долго смотрел в стену, с которой исчезло ее изображение. Потом повернулся к остальным.

– Итак… Пол. Можно мне называть вас по имени? – спросил Йост.

Чарди не мог различить его глаз за стеклами строгих очков в розовой оправе – высокопоставленные правительственные чиновники почему-то любили такой стиль.