Тридцать дней тьмы - Дженни Лунд Мэдсен Страница 16

– Элла!

Какая-то женщина кинулась к Элле и с таким отчаянием обняла ее, как будто пыталась переложить на ее хрупкие плечи собственное горе. Элла в ответ также заключила ее в объятия. Ханне показалось, что всеобщему молчанию, сопутствующему этой тягостной сцене, не будет конца. В душе у нее возникла целая гамма чувств: сначала сострадание, затем ощущение какого-то дискомфорта и, наконец, легкое раздражение. В самом деле, сколько можно тянуть с тем, чтобы представить присутствующим пришедшего проститься с покойным незнакомого человека, ставя его тем самым в неловкое положение? Ханна переступила с ноги на ногу и покашляла. Элла услышала, выскользнула из объятий женщины и представила ее Ханне: Вигдис. Ханна поняла, что это сестра Эллы и мать Тора. Она решила, что будет говорить по-датски, надеясь, что никого этим не оскорбит. Кроме того, в данной ситуации ей показалось это более естественным, чем воспользоваться английским:

– Мои глубочайшие соболезнования. Я безумно скорблю о вашей потере.

Ханна рассматривала Вигдис, та казалась на пару лет младше Эллы, хотя, разумеется, могла значительно состариться в течение этой ночи. Вигдис ограничилась кивком – вполне понятно, не имея сил на дальнейшее общение с незнакомкой. С ее кривящихся от плача губ слетело несколько быстрых исландских фраз. Элла в ответ сказала что-то ободряющее, утешительное, стремясь, насколько это было возможно, разделить с сестрой ее тяжкую ношу. Ханна исподволь окинула взглядом собравшихся: горестные лица, краткое перешептывание, в непонятных ей исландских словах сквозили скорбь, недоумение, отчаяние. Глаза ее скользили по углам комнаты, старательно избегая ее середины, где было установлено погребальное ложе Тора, ибо, хотя ее так и подмывало увидеть мертвого юношу, она находила, что разглядывать его было бы неподобающим. Наверное, осматривая комнату, Ханна подсознательно пыталась отыскать некий уголок, куда можно было бы заползти, спрятаться, она весьма остро ощущала себя здесь чужаком, коим на самом деле и являлась. В углу комнаты сидел похожий на каменное изваяние пожилой человек. С безучастным выражением на лице он, тем не менее, не отрывал глаз от мертвого мальчика. Что это было такое – некая редкая форма стоического самобичевания? Ханна обратила внимание на то, что, хотя многие подходили к нему выразить свои соболезнования, человек-статуя на это никак не реагировал. Вероятно, это был отец Тора, Эгир. У Ханны возникло некое неприятное ощущение. Лучше бы она сюда не приходила. Она уже горько сожалела, что сомневалась в словах Эллы относительно смерти Тора. И даже чувствовала своего рода вину: она так стремилась отыскать какую-нибудь смерть для своего детектива – и вот вам она, пожалуйста. Она постаралась поскорее прогнать эту мысль – вовсе не обязательно, что это было убийство, и даже вероятнее всего нет. Ханна попробовала взять себя в руки, она должна стиснуть зубы и ради Эллы побыть здесь, решительно отбросив в сторону свое отвращение к возможности оказаться втянутой в личные дела других. Черт подери, вот бы сейчас напиться! Или хотя бы пропустить чашечку кофе. Бессонная ночь настигла ее, как удар тяжелого мяча по затылку. Она сделала глубокий вдох и, внезапно увидев дверь, ведущую в помещение, похожее на кухню, двинулась к ней.

Едва переступив порог кухни, Ханна ощутила, как екнуло сердце. Виктор! Он стоял спиной к ней и наливал себе кофе. Интересно, он пришел сюда как член семьи или как человек, ведущий расследование? Откровенно говоря, последнее устраивало ее больше.

– Так значит, в Хусафьордуре все же случаются преступления?

Виктор неторопливо обернулся, как будто заранее чувствовал, что именно Ханна стоит у него за спиной. Он протянул ей чашку, которую только что наполнил.

– Я так и знал, что ты сюда придешь.

Ханна удивилась:

– Почему?

– Потому что Элла не из тех, кто может оставить своего гостя дома в подобной ситуации.

Снова недоумение:

– А откуда ты знаешь, что я живу у Эллы?

– Здесь в деревне я являюсь представителем власти. Я знаю все.

Виктор наполнил еще одну чашку и облокотился о кухонный стол. Держа кофе в руке, он внимательно посмотрел на Ханну. Та сделала первый глоток. На вкус кофе был горьковатый.

– Ты знаешь, что случилось с Тором?

Виктор наконец опустил взгляд, покачал головой и прихлебнул из кружки, все это слилось у него как бы в одно движение.

– Это преступление?

Теперь уже настал черед Ханны испытующе посмотреть на собеседника.

– Прости, но я не могу давать никакие комментарии по делу.

– А-а, так значит, все-таки есть дело?

Виктор вздохнул.

– Я этого не говорил.

– Но сам-то ты здесь как полицейский или как член семьи?

– Извини, но я действительно не могу сказать больше.

– Ты ничего и не говоришь.

Виктор обезоруживающе улыбнулся и сделал движение, намереваясь, по-видимому, вернуться в комнату. Ханна решилась на последнюю попытку – среди скорбящих она уже не сможет задавать вопросы.

– Почему он здесь? Я имею в виду тело?

Виктор помедлил, как будто хотел поделиться с ней чем-то и в то же время понимал, что делать этого не вправе. Желание одержало верх над долгом.

– Это была идея Эгира, его отца, он настоял. Я был решительно против. Необходимо произвести вскрытие.

Ханна удивленно подняла бровь.

– Вскрытие?

Сделать какие-то выводы по тону Виктора было невозможно.

– Чистая рутина, когда кто-то утонул. Через час из Рейкьявика прибудет судмедэксперт, тогда я и заберу тело.

– Значит, Тор утонул?

Виктор кивнул.

– Сегодня утром отец нашел его и вытащил из воды.

– А как он туда попал?

Виктор вздохнул и одним глотком осушил свою кружку.

– Вот это-то как раз и загадка.

Виктор отставил пустую чашку. У Ханны к нему оставалось еще множество вопросов, однако он уже скрылся в комнате. Она покосилась на свою чашку: кофе был слабый, коричневый, как навоз. Ханна выплеснула его в мойку.

Ханна вернулась в комнату и осмотрелась в поисках Виктора. Его здесь не было. Вот дерьмо! Ханна попыталась заставить себя подойти к покойному. На расстоянии юноша был похож на спящего, которого зачем-то выставили на обозрение для членов семьи и друзей. Вблизи же сразу становилось понятно, что молодой человек умер. Он выглядел слегка опухшим, вероятно от пребывания в воде. Ханна удивлялась самой себе: откуда мог взяться этот приступ брезгливости? Она должна перебороть себя и взглянуть на тело. Прядь волос, странно прилипшая ко лбу, за правым ухом на манер заколки виднелся застрявший кусочек водорослей, словно подсказывающий, отчего он умер. А это, что? Ханна склонилась над покойным и протянула руку к кусочку водорослей; оказывается, он что-то скрывал. Кровь. За ухом у юноши она разглядела небольшую шишку.