Батумский связной - Наталья Александрова Страница 16

Маленькая деревушка уходила в сторону от главной дороги, изпервого домика и доносился запах еды. Борис отворил низенькую дверь и спустилсяв полуподвальное темное помещение. Какие-то люди – все мужчины – сидели задлинным столом и хлебали из мисок дивно пахнущий суп. К Борису подскочилчеловек, в котором безошибочно можно было узнать слугу. Он указал место застолом и принес такую же миску, как другим.

– Что это? – полюбопытствовал Борис, окуная ложку.

– Как, дорогой, ты не знаешь? Хаши!

Густое горячее варево пахло специями и приятно обожгложелудок.

– Постой, дорогой, постой, как же можно просто так хашикушать? – суетился слуга, ставя перед Борисом стакан с водкой. – Такпросто нельзя…

Водка была крепкая, но до Спиридоновой греческой ей былодалеко, так что Борис хватил полстакана не моргнув глазом. Он думал, что егоразвезет от водки и сытной горячей пищи, но наоборот: прибавилось сил, и ворганизме появилась бодрость. Люди за длинным столом поднялись и ушли, не глядяна Бориса; судя по тяжелой походке и натруженным рукам, это были крестьяне либогрузчики.

Борис выбрал из оставшихся денег купюру поменьше и далслуге. По тому, как тот оживился, он понял, что дал слишком много, нопрохиндей, как все официанты, ни за что не признается и не даст ему сдачу. Онрешил воспользоваться ситуацией и получить кое-какую информацию.

– А что, скажи-ка мне, где можно в Батуме комнатуснять?

Слуга так удивился, что даже выронил грязную посуду.

– Дорогой, ты не знаешь? В Батуме не живут, в Батуменочуют! В городе народу очень много, всем места не хватает. Лавочники со всейсемьей так в лавках и спят, приезжие – кто где. Я сам в хашной ночую. Вот тутночью хозяин хаши варит, а вот тут, на лавке, я сплю…

Он еще долго бы распространялся по поводу батумского жилищногокризиса, но Борис перебил его и спросил, как найти ему где-нибудь тут поближелавку подержанной одежды. Слуга посерьезнел, оглядел Бориса внимательнымвзглядом и вывел на дорогу, рассказав, куда идти. Не пройдя и двухсот шагов,Борис услышал в небольшом овражке журчание ручья и спустился. Там он разделся ивымылся прохладной водой. Рана под повязкой покрылась розовой кожицей. Борисвыбросил грязную холстину подальше в овраг. Морщась, он снова надел несвежуюодежду и зашагал к городу.

Незадолго до этого, когда в городе было еще смутно, фелюганеслышно подплыла к берегу. Это был квартал лавок у моря. Дома и склады стоялитемные, с наглухо запертыми железными ставнями. Где-то в стороне слышаласьтрещотка сторожа. Спиридон пристал с самого краю, где находились не огромныесклады крупных иностранных фирм – «Валацци», «Ллойд-Триестина», «Витали»,«Камхи», а крошечные лавчонки. В Батуме, где естественным состоянием человекасчиталась только торговля, к контрабандистам относились нестрого, поэтомуСпиридон пристал прямо к нужной лавке, чтобы не таскать тяжелые тюки зря.Услышав его тихий свист, одно окошко в лавке осветилось, появился хозяин,залопотал по-гречески. Спустили сходни, быстро и споро перетаскали тюки влавку. Спиридон удалился с хозяином в дом для расчетов, его команда, предвкушаяотдых и приятное времяпрепровождение, нетерпеливо топталась на берегу.

Завершив сложные переговоры, Спиридон вышел на берег, и тутот угла склада отделилась тень и шагнула к нему.

– Здравствуй, Спиридон! – окликнули негромко.

– А, это ты. – Спиридон недобро блеснул глазами,разглядев человека в светлой рубахе, подвязанной ремешком, и аджарской шапочке.

– Вижу, что плавание твое в этот раз закончилосьблагополучно. Однако где пассажир? Тебе было велено высадить его здесь…

– Он спас мне жизнь, – глухо ответилСпиридон. – Я высадил его в другом месте.

– Вот как? Смотри, Спиридон, у тебя могут бытьнеприятности. Кое-кому может не понравиться, что ты не выполнил задание.

– Я на вас не работаю. – Спиридон повернулся ксвоему собеседнику боком, чтобы тот увидел у него «маузер».

Невесть откуда взявшийся мальчишка из его команды неслышновозник сзади человека в белой рубахе с ножом наготове, но Спиридон отрицательнопокачал головой. Человек обернулся резко и встретил ненавидящий взглядмальчишки.

– Иди отсюда, – медленно сказал Спиридон, – ине приходи больше.

В полном молчании греки на веслах отплыли от берега. Человекв белой рубахе выругался сквозь зубы и скрылся в переулке.

В крошечной неопрятной лавочке Борис долго торговался спожилым турком, но выменял-таки свой железнодорожный френч на парусиновую блузугрязно-белого цвета. Штаны турок продал ему из странной материи, которую Борисопределил как чертову кожу, во всяком случае, на черте она была бы болееуместна, чем на брюках. Английские ботинки ничуть не пострадали ни от лазаньяпо горам, ни от морской воды. В парусине Борис почувствовал себя человеком,потому что воздух по мере восхода солнца все больше напоминал парную. Послелавчонки Борис зашел в первую же парикмахерскую, попросил подстричь коротко ипобрить. По окончании процедуры брадобрей сунул ему под нос зеркало. Борисвнимательно оглядел себя и остался доволен: царапины на лице зажили, желтеющихсиняков не было заметно под загоревшей кожей, коротко стриженные волосы придавалиему более мужественный вид. Выбитый подлецом Карновичем зуб был не передний,так что ничто не портило внешности. Борис с грустью пересчитал оставшиесяденьги, кинул парикмахеру мелочь и вышел на воздух. К тому времени окружающаясреда напоминала уже не парную, а скорее оранжерею ботанического сада. Этомуспособствовали еще и разные тропические растения, даже пальмы. На главныхулицах – Греческой, Мариинской – пальмы росли в кадках, и это еще большенапоминало оранжерею. На улицах попроще пальмы росли прямо так, и казалось, чтоони этого стесняются.

Город полностью пробудился и жил своей обычной суматошнойжизнью портового и торгового города. На деловой Греческой, где располагаютсяконторы крупных иностранных фирм, а также все остальные, носились коммерсанты,на всех лицах написана была озабоченность делом. Борис разглядел солидныхнемногословных турок, экспансивных, живых итальянцев – эти жестикулировали ибегали, казалось, больше всех. На набережной все двери лавок были открыты ивидно было, как владельцы – все толстые персы – важно и тихо беседуют о своемлибо спят прямо тут, в лавке. Над всем городом витал прочный дух крепкоготурецкого кофе. Кофеен было великое множество. На приличной Мариинской улицекофейни были шикарные, с оркестрами, с зеркалами, с медными дверными ручками исветильниками, начищенными до рези в глазах. Публика в них быласоответствующая: английские офицеры, моряки в белоснежных кителях, дамы вшикарных туалетах.

Борис свернул в сторону и посидел немного в кофейне попроще,где в полумраке светилась угольками жаровня и хозяин, как дьявол или алхимик,колдовал над удивительным напитком, а слуга, сбиваясь с ног, носил и носилкрошечные дымящиеся чашечки, сопровождаемые по турецкому обычаю стаканомхолодной воды.