Флаг, барабан и паровоз  - Оксана Обухова Страница 16

А посему понятно, крайне мягко и литературно выражаясь, недоумение воропаевцев, узнавших, что решительный и крепкий батя сдает пост такому доходяге.

– Ну чё?! – неожиданно и резко начал Конник, вытягивая вперед кадыкастую, как у грифа, шею. – Прижал тебя Ваня, да?!

Евдокия отпрянула, а Конник хрипло закашлялся, хлебнул чифиря. Попив, утер выступившие слезы. И гостья поняла, что можно говорить. Жалиться на жизнь тяжелую, несправедливую.

– Василий Никитич! – провыла с полным пониманием. – Жила в Москве, никого не трогала. Бац! Умыкнули лучшую подружку. – Евдокия расширила глаза с подпущенной слезой. – Приезжаю сюда, от Муромцевых узнаю, что здесь все разыскивают миллионы Модеста Казимировича, а я…

– А ты как на воропаевскую фазенду-то залетела? – не глядя на москвичку, сосредоточенно отхлебывая чай, перебил Конник. – Как подружку нашла? Навел кто?

Так. Прилетело. Вопрос, о котором Семинарист даже не побеспокоился.

Ну да. Он же зонами не правил. Ему до Конника – семь верст и все лесом. Дай бог, чтобы семерка оставалась верстами-километрами, а не годами срока. Некоторый опыт лучше не приобретать.

– Да нет… – стушевалась Землероева. – Кое-какие умозаключения сделала.

– Ну, – кивнул Загребин. – С кое-какими заключениями ясно. А кто навел-то на Антоху?

Господи, неужели и здесь придется менять поведение и сценарий не отходя от кассы и по ходу пьесы?! Ну сколь же можно: облом за обломом, кроме Нифаси, Вована и Батона, ни одного соперника средних умственных способностей!

– Вы забыли, что я сыщица? – выпятила подбородок просительница Землероева. – Что я умею сводить и подбивать информацию?

Конник сузил глаза:

– То есть… типа… все сама?

Вот так оно и прошлым летом было. Все мужики, включая даже Воропаева (как ни смешно), таки отдали Дусе должное. И только Василий свет Никитич – женоненавистник, что ли? (импотент?) – смотрел на Евдокию словно зэк на вошь.

– А у вас есть сомнения? Или я когда-то в чем-то хоть кого-то обманула?

– Ну дак вы все одним миром…

Все ясно. Женоненавистник. Схимник. Ретроград. С коленом, повязанным бабьим платком.

Худшее из сочетаний.

Перед таким хоть овцой притворяйся, хоть Василисой Премудрой, хоть Бабой-ягой на выданье…

Но как-то же надо эту стену продолбить!

– Василь Никитич, я зря сюда приехала?

Конник резко подался вперед и, обдавая Евдокию несвежим дыханием, прошипел:

– А чего мне с тебя взять-то?!

Сыщица растерялась. Отклонилась назад и пожала плечами:

– А разве Константин вам не сказал – мы можем быть друг другу полезны.

– Ты? Мне?! – Конник ударил себя пальцем по впалой груди и хрипло, каркающе рассмеялся.

Евдокия ждала, молчала. Как оказалось, поступила правильно.

– Ладно, – утирая выбитые карканьем слезы, с неожиданным благодушием хмыкнул Конник. – Проехали. Костька мне сказал, какая у тебя беда: Воропай тебя за жопу взял. И моя задача простенькая: чтоб ни одна копейка мимо общака не капнула.

Неожиданная перемена. Конник скромненько, в тему задвинул относительно «задачи простенькой». Похоже, рисовался пять минуть до этого. Слегка юродствовал.

Как поступить для сохранения лица? Изобразить обиду или проглотить?

По индивидуальной Дусиной десятибалльной шкале оценки неприятных людей Василий Никитич Загребин тянул на девять с минусом. Дальше шли только отъявленные душегубы, педофилы и мошенники, обкрадывающие бабушек-пенсионерок.

Но отношения придется строить по предложенной.

«А, ладно, кость неострая, а мы сегодня негордые. Повоображал ворище, поприделывался, и пусть его».

Евдокия вспомнила кота из Шрека, состроила умильное лицо и жалобные глазки…

Не сказать чтобы воображала Конник растрогался, но далее заговорил тем не менее в благожелательной манере:

– Порешаем мы твою проблемку. Чай будешь? С пряниками.

Дуся поглядела на длинный подоконник, служивший Коннику столом. Там стояли вместительный фарфоровый чайник с отколотым горлышком, пара черных от чифиря чашек, совершенно непрозрачный стакан. Вскрытый пакет глазированных пряников. Внутри пакета ползала муха. От вида посеревшей от грязи алюминиевой ложки Землероеву замутило.

– Спасибо, не откажусь, – чинно вякнула просительница.

«Надеюсь, что не вырвет. Преломить хлеб с Никитичем – не лишнее. Синицыной потом предъявлю по полной программе!»

Вор дотянулся до одной из чашек, привередливо дунул в нее – бациллами! – и, посчитав сосуд избавленным от пыли, поставил перед собой. Евдокию уже вполне натурально затошнило. Но Конника отвлек от чая звонок мобильного телефона, несущийся из кармана затрапезных треников. Загребин завозился, извлекая из штанов старенький «нокиа» в резиновом корпусе…

– Да, – хрипло бросил в трубку.

И замолчал.

Евдокия сидела слишком далеко, чтобы расслышать разговор. Конник держал трубку плотно прижатой к уху. Молчал и хмурился. Жевал губами.

Потом закончил разговор не попрощавшись, стиснул телефон неопрятными узловатыми пальцами и задумчиво просвистел куцый обрывок мелодии «У любви как у пташки крылья». Смотрел на запущенный сад через мутное стекло, где виднелась макушка оставшегося на завалинке под окном татуированного мордоворота.

О Евдокии как будто напрочь позабыл.

Не зная, как себя вести, Землероева поскрипела табуретом. Конник перевел взгляд на ерзающую гостью.

– Пошла вон отсюда, – сказал спокойно и членораздельно.

Дуся распахнула глаза – ей только что предложили чаю с пряниками! Откуда же вдруг такая немилость?! Все было чин по чину, к разговору даже не приступали…

– Василь Никитич…

– Вон пошла! – разорался Конник. Завелся с полуоборота, слюной забрызгал: – Чтоб духу твоего в городе не было! Узнаю, что еще раз с Костькой встречалась, ноги вырву!

Евдокия потрясенно смотрела на разбушевавшегося вора.

– Что случилось-то, Василь Никитич? Вы можете мне объяснить?

– Во-о-он! – рявкнул Загребин, в ярости топнул ногой с перевязанным коленом и зашипел от боли: – Ах, су-у-ка… Выметайся отсюда, пока глаза на месте…

Но гостья так опешила, что смотрела на скорчившегося Конника и никак не могла заставить себя двинуться. Шокирующее развитие событий ее слегка парализовало, и в членах появилась вялость.

– Василь Никитич… зря вы так, – пробормотала Дуся. – Мне б не хотелось…

– Что?! – Вор в абсолютном бешенстве вызверился на москвичку. – Ты чё, шкура ментовская, мне угрожать задумала?!