Карлики смерти - Джонатан Коу Страница 15

Мы собрались впервые с нашей последней катастрофической халтуры, поэтому перед тем, как заиграть, немного посидели и поболтали о ней. Боевой дух в «Фактории Аляски» был теперь низок. Живьем мы играли почти год, и уже начинало чувствоваться, что мы ни на дюйм не сдвинулись с мертвой точки. У нас была все та же группа упорных поклонников, человек девять, в основном состоявшая из родственников и подружек. (Мэделин, кстати сказать, слушать нас ни разу не приходила; вообще-то она не слышала даже ни одной нашей пленки. Любопытства она ни разу не выказывала, я же в нашем материале был не очень уверен – там большинство песен сочинили Хэрри или Мартин, – чтобы убедить ее послушать. Со своей стороны, я о Мэделин другим членам группы никогда не рассказывал. Они знали ее по имени и что она моя подружка, но лично ни разу ее не видели, и я был вполне счастлив таким положение дел и оставить. Что-то удовлетворяло меня в проживании двух совершенно независимых жизней. К тому же я понимал, что они ей вряд ли понравятся; да и неопрятность студии «Поющие в терновнике» тоже не придется ей по вкусу, как и прочие места, в которых мы потом питались, или точки, куда Честер подписывал нас играть.) Наше владение той до убожества простой музыкой, которую мы играли, оставалось таким же некрепким, как и раньше. До сих пор мы не вполне были неизвестны тем, что могли совершенно сбиться с ритма посреди двенадцатитактного блюза. И то, к чему мы так упорно стремились, – этот мираж, святой грааль, который виден в блеске глаз любой честолюбивой группы: контракт на запись пластинки, – казалось, как обычно, совершенно нам недоступно.

Больше того, тем вечером нам требовалось обсудить одно дело, поскольку мы решили, что надо записать новую демонстрационную пленку. Каждый договорился уйти пораньше с работы, и мы себе зарезервировали Комнату 2 на утро вторника, через четыре дня. Что необычно (и, главным образом, благодаря поддержке Честера) мне удалось убедить остальных, что писать нам следует одну мою штуку, бодрый танцевальный номер под названием «Чужак на чужбине» из последних моих сочинений (Хэрри помог мне со словами). В ней требовались всего одна-две смены тональности и кое-какие сдвиги в динамике. Я не был уверен, что мы сможем с ними справиться, поэтому договорились почти всю сегодняшнюю вечернюю сессию их отрабатывать.

Я дал Мартину аккорды, которые выписал в обеденный перерыв, затем повернулся к Джейку.

– Мне кажется… э-э… я думаю, лучше будет придать этому такой афро-латиноамериканский оттенок, – пояснил я. – Знаешь, много синкоп.

– Угу, – нервно ответил он.

Я взглянул на Хэрри, ища поддержки:

– Правда же, да?

Тот кивнул:

– Ага, тут так. – Он принялся постукивать ногами и считать про себя. – Ее туда тянет как бы… тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ тыдыщ. Так же вот, да?

Я нахмурился.

– Ну, мне скорее казалось… тыдыщдыщ тыдыщдыщ тыдыщдыщ тыдыщдыщ… Понимаешь, будто у нас маракасы или типа того.

– Ну давай Джейк такое попробует, посмотрим, что лучше ляжет?

Джейк посмотрел на нас, перевел взгляд с одного на другого, кивнул, поплевал на руки, взял самые тяжелые свои палочки и тут же пустился в:

После нескольких тактов я знаком показал ему остановиться, но ему слишком уж нравилось, и не успел я ничего сделать, как подключился Мартин – принялся беспрестанно выколачивать те же два аккорда, поэтому все это по звуку стало напоминать гротескную пародию на какой-нибудь номер «Статус Кво» ^[28].

– Ладно, ладно! – закричал я и замахал руками – лишь так мне удалось их остановить. – Звучало это… просто здорово, парни, но мы б не могли все-таки вернуться к моей песне?

– Это и была твоя песня, – сказал Мартин.

– Да ну?

– Ты же сам эти аккорды написал. – Он показал мне бумажку. – Ми и фа-диез, верно?

– Ну… почти, Мартин, почти. Видишь ли, на самом деле у нас тут нона ми минор и септаккорд фа-диез минор. А вы играли аккорды в мажоре.

– А что, есть разница?

– Ну, технически – да. Видишь ли, в них разные ноты.

– Мне кажется, нам бы попроще.

– Простота – это здорово, Мартин, я и сам целиком за простоту. Не поймите меня неправильно. Просто то, что вы играли, с… ну, с музыкальной точки зрения вообще-то – это совершенно не то, что я написал.

Такая критика ему, судя по всему, не понравилась, и, чтобы выразить свою досаду, он сказал:

– По-моему, мне лучше еще раз настроиться.

Зная, что это займет какое-то время, я оставил его за таким занятием и пошел искать уборную.

Та была либо на первом, либо на втором этаже – перейдя все здешние маленькие площадки, поднявшись и спустившись по стольким лестницам, невозможно быть уверенным, – и когда мне пришла пора отыскивать обратный путь в студию, я снова заблудился. Как раз в тот миг, когда мне показалось, что я знаю, куда идти, погас свет (на освещении там стоял какой-то таймер), и мне пришлось двигаться в кромешном мраке коридора на ощупь. В конце его я уперся в запертую дверь. Было очень тихо. Я уже собирался повернуть обратно, как вдруг мне показалось, что слышу голос. Мог бы поклясться: голос этот что-то прокричал из-за двери – но как бы издалека. Можно было понять, что голос (он был мужской) кричит что-то довольно громко, хотя звук сильно глушила дверь. Впрочем, с другой стороны, возможно, я это просто себе вообразил. Я постоял там несколько секунд, тщась услышать что-нибудь еще, а затем меня за плечо схватила чья-то рука. В тот же миг опять зажегся свет, и я понял, что стою у двери Студии «В», а перед самым носом у меня – лицо Винсента.

– Эй, Румпельштильцхен! – произнес он. – Ты здесь это за каким хуем, а?

– Я заблудился, – сказал я.

– Шел бы ты отсюда, а? До вашей комнаты пилить и пилить. Давай за мной.

Он попробовал дверь студии – по-прежнему ли заперта, – затем повел меня оттуда.

– Извините, – сказал я. – Просто здесь иногда трудно найти дорогу.

– Ты ж тут достаточно часто уже бывал, – сказал он; однако мне казалось, он с трудом сдерживает ярость. – Ладно, как у вас там сегодня? Много уже успели, а?

– Мы ко вторнику одну вещь репетируем, – пояснил я. – Знаете, к той сессии, что вы будете продюсировать.

Напоминание, похоже, никакого удовольствия ему не доставило. Нам тоже не очень-то улыбалось провести весь день в студии с Винсентом, но он за эти деньги прилагался к сессии, а из нас никто не умел самостоятельно управляться с восьмидорожечником. У него хотя бы опыт имелся, если верить его рассказам.