Ловцы душ. Исповедь - Елена Богатырева Страница 15

— Коля, — кричала Нина Анисимовна в шипящую трубку, — это я, Нина. Слышишь? А я тебя почти нет. Ну тогда говорить буду я, хорошо? Что? А который час?

«Батюшки!» — пробормотала она себе под нос, бросив взгляд на часы: половина двенадцатого.

— Коля! Речь идет о жизни и смерти, слышишь? Нет-нет. Да послушай ты меня: на самом деле! Разумеется, мне больше обратиться не к кому, коли я звоню тебе ночью.

На его реплику она изобразила зеркалу, висевшему напротив, последнюю степень горестного раскаяния и сказала в трубку:

— Конечно, ты мне нужен как врач. А как ты догадался?

Снова — зеркалу — гримаса умирающего от стыда, и — снова в трубку:

— Коля, не до шуток! Нет, подробно не могу. Конечно, возьми инструменты. Какие? — Нина Анисимовна обернулась на Марту. — Вези все, что найдешь. Очень тяжелый.

Она прокричала в трубку адрес и, осторожно положив ее на рычаг, на цыпочках пошла обратно в комнату, словно это могло компенсировать шум, который она только что произвела. Марта зашевелилась и открыла глаза.

— Мне показалось, — пролепетала она, — вы с кем-то разговаривали.

— С зеркалом, — махнула в сторону прихожей Нина Анисимовна. — Как вы?

— Воды, — попросила Марта. — И… вы взяли ключ?

— Нет, он у вас на цепочке.

— Заберите его. Там на антресолях…

Она не договорила, уронила голову и закрыла глаза. Нина Анисимовна склонилась над ней и перестала дышать, чтобы понять, дышит ли она. Ей до одури хотелось, чтобы Марта дождалась Николая, чтобы он пришел не напрасно и весь этот ужас кончился разом от одной какой-нибудь волшебной инъекции. Марта дышала часто, как рыба, выброшенная на песок. У Нины Анисимовны разрывалось сердце. Она села к ней поближе, взяла за руку. В таких случаях, кажется, нужно разговаривать с человеком. Тогда он заслушается и не сможет покинуть этот мир. Эту версию она придумала сама, несколько лет назад, посмотрев какой-то фильм, но верила в нее гораздо больше, чем в Евангелие. Говорить незнакомому человеку, мол, не уходи, не покидай меня, было глупо. С какой стати ему тогда оставаться? Но что-то же должно его заставить…

Нужно было только найти тему, слова отыщутся сами. Нина Анисимовна подумала о лете, о том, что оно только что кончилось, и о том, как было бы славно для всех дождаться его снова. Лето она проводила в большом старом доме, вокруг которого пели под ветром высокие сосны и понуро бродили непомерно раздавшиеся в боках коты. Собак районных знала всех до одной, впрочем, так же как и они ее. Каждой давала имя, и они как-то сразу откликались на Шариков и Полканов, словно так их и звали от рождения.

Она заговорила вслух, описывая Марте в мельчайших деталях картину летних прелестей, рожденную ее воображением. Она говорила то быстро, то надолго погружаясь в задумчивость, будто припоминая некое ощущение или образ. Пересказ видения лишил ее чувства реальности, время растворилось в сизом летнем утреннем тумане, а потому, когда в дверь позвонили, сердце ухнуло аж куда-то вниз живота, забилось тревожно, и ей не сразу удалось справиться с дверной цепочкой трясущимися руками.

— Никогда не спрашиваешь — кто! А вдруг грабители? — напустился на нее маленький старичок, ставя саквояж на табуретку и снимая ленинскую кепку, — Что стряслось?

— Там, в комнате, посмотри сам, — виновато пригласила Нина Анисимовна.

Николай Иванович не вошел в комнату, лишь посмотрел с порога на Марту и отправился в ванную.

— Какая температура? — деловито осведомился он, моя руки.

— Не знаю.

Николай Иванович бросил на нее неодобрительный взгляд.

— Диагноз известен?

— Пулевое ранение.

Николай Иванович закрыл кран и некоторое время стоял, неподвижно глядя перед собой.

— Неосторожное обращение с незарегистрированным оружием? — с надеждой в голосе спросил он.

— Нападение.

— А в больницу?

— Нельзя.

Николай Иванович закрыл глаза и покачал головой:

— Нина, что ты со мной делаешь! Я старый человек, у меня у самого тридцать три болезни… Она что, мать бритоголового авторитета?

Нина Анисимовна пожала плечами.

Николай Иванович осмотрел руку Марты, измерил ей температуру, взял кровь и тут же произвел с ней какие-то магические действия, переливая из пробирки в пробирку, разбавляя и снова переливая.

— А если она умрет? — спросил он после этих процедур и, не получив ответа, вернулся к Марте. — Ты бы вышла, не люблю, когда кто-то под рукой, ты ведь знаешь.

— Хорошо, хорошо. — Нина Анисимовна торопливо прошла к двери и задержалась на пороге: — Есть надежда?

— Надежда есть.

Она плотно закрыла за собой дверь и только теперь заметила, что в руках все еще держит цепочку с ключиком, снятую с Марты.

Антресоли.

Нина Анисимовна внимательно обследовала стены. Нет тут никаких антресолей…

Николай Иванович через некоторое время тоже вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. На лбу его блестели капельки пота.

— Я сделал что мог. Теперь все зависит от нее, — сказал он.

— А что может она?

— Она может выжить, — раздраженно пояснил Николай Иванович, — Или нет. И тогда…

— Я все возьму на себя. Я скажу, что застала ее…

— Нина! Мне уже столько лет, что я ничего не боюсь, — отмахнулся он. — И потом, какое имеет значение, что будет, если…

Он посмотрел на Нину Анисимовну и, смягчившись, потрепал ее по руке.

— Когда речь идет о жизни человека, такие мелочи, как объяснения с органами правопорядка и правосудия, не имеют значения, так ведь?

— Да. — Она вздохнула.

— А теперь расскажи мне, как ты в это впут… ну, словом, как ты сюда попала?

Нина Анисимовна вкратце поведала Николаю Ивановичу о событиях вчерашнего вечера.

— Почему же она не вызвала скорую?

— Мне показалось, что она скорее умрет, чем туда обратится.