Жизнь после жизни - Александра Маринина Страница 15

— Мне неспокойно, когда ты так далеко, — говорилон, — для меня было бы лучше, если бы мы жили вместе. Ты не хочешьпереезжать в Томилин — ладно, я готов перевестись на службу в Костровск, но тыведь и этого не хочешь.

— Не хочу, — улыбалась в ответ РиммаПетровна, — мы не должны жить вместе, это помешает тебе вести нормальнуюличную жизнь.

Но с «нормальной личной жизнью» у Ильи Вторушина никак нескладывалось, женщин он боялся почти панически, строить отношения с ними неумел, не знал, как подойти, как заговорить, как повернуть разговор в нужноерусло, не говоря уже о том, как сделать так, чтобы его не отбрили при первом жепоползновении к телесному контакту. Был Илья слишком громоздким, полным,отечным — в мать и бабушку, — неуклюжим и искренне считал себя совершеннонепривлекательным и не могущим рассчитывать на доброе отношение со сторонымолодых женщин. У него, конечно же, за тридцать два года жизни случалисьроманы, но все они заканчивались тем, что его бросали, и это еще большеподкрепляло его уверенность в собственной непригодности к этой самой«нормальной личной жизни», о которой так мечтала Римма Петровна.

Римма Петровна, такая же полная и грузная, как ее внук,ждала Илью к ужину. Она с удовольствием готовила и всегда старалась побаловатьвнука обильной вкусной едой, такой, какую он сам себе не приготовит и ни вкаком общепите не попробует.

— У Татьяны был? — спросила она вполнедоброжелательно, не допуская ни единой нотки осуждения.

Илья молча кивнул в ответ.

— Ну, как она? Убийство матери так и не раскрыли?

Хозяйка салона «Релакс» Татьяна Корягина была дочерью тойсамой Галины Ильиничны Корягиной, труп которой с разбитым зеркалом на груди и свырванной из уха серьгой был найден в марте прошлого года в Томилине, о чембабушка Ильи Вторушина была, конечно же, осведомлена. Сам массажный салон«Релакс» на деле был обыкновенным борделем, правда, очень и очень приличным инедешевым, а его владелица, в прошлом проститутка, — «мамкой», но этообстоятельство отнюдь не мешало добросердечной Римме Петровне сочувствоватьТатьяне по поводу трагической гибели ее матери. Сказать, что Татьяна Корягинаочень уж переживала, было никак нельзя, к смерти Галины Ильиничны она отнесласьболее чем равнодушно, во всяком случае, так казалось любому стороннемунаблюдателю. Она не рвала на себе волосы, не билась в истерике, не плакала и непосещала кладбище в Томилине, ограничившись лишь присутствием на похоронах.

После ужина занялись фотографиями. Римма Петровна досталапухлый конверт с отпечатанными в фотоателье снимками, сделанными во время ихпоследней поездки: перед самым Новым годом они с Ильей ездили на три дня вАмстердам, гуляли вдоль каналов и наслаждались в музее полотнами великихголландцев. Несмотря на комплекцию, возраст и многочисленные болезни, РиммаПетровна была заядлой путешественницей, ей хотелось посмотреть и египетскиепирамиды, и Вестминстерское аббатство, прогуляться по Елисейским Полям,притронуться к камням Колизея, увидеть знаменитую Ронду и посидеть на лавочке впарке Гуэль, и Илья готов был возить свою любимую бабулю всюду, куда ейхотелось. Он никогда не отпускал ее одну, сопровождал на каждой экскурсии, аесли поездка оказывалась трудной — брал напрокат машину: у Риммы Петровны былибольные ноги. Еще в те времена, когда денег у Ильи было совсем мало, они ездилив самые дешевые туры, на автобусах, и он сидел рядом с бабушкой, ни на минутуне испытывая раздражения или неудовольствия. Красоты и достопримечательностиего совсем не интересовали, путешествовать он не любил, но сама мысль о том,что бабушке это нравится, что она получает удовольствие и радуется, делала егосчастливым.

Они принялись раскладывать фотографии на большом столе игруппировать их тематически, затем из каждой группы выбирали самые удачныеснимки и вставляли в альбом, формулировали надписи, сверяясь с блокнотом, вкоторый Илья заносил пояснения экскурсоводов, чтобы потом ничего не забыть и неперепутать, потом Илья четким красивым почерком, почти печатными буквамивписывал в альбом рядом с фотографией дату, место и комментарии. На каждоепутешествие они заводили отдельный альбом, и не беда, если в нем оставалисьпустые страницы, зато в фотографиях всегда царит идеальный порядок, и легкоможно было найти при необходимости любой снимок. Но, надо заметить, пустыелисты в альбомах оставались редко: они действительно очень многофотографировали, стараясь запечатлеть каждую деталь, каждую мелочь, передатькаждое впечатление. Глядя на Римму Петровну, склонившуюся над разложенными настоле снимками, Вторушин с нежностью думал о том, как ему повезло, что у негоесть такая замечательная бабушка — самая лучшая женщина на свете, и если бы емудовелось встретить такую женщину, он бы непременно на ней женился.

— Илюшенька, тебе пора собираться. — РиммаПетровна посмотрела на часы и направилась в сторону кухни. — Я тут ничеготрогать не буду, приедешь в следующий раз — и мы вместе доделаем альбом.Одевайся, а я пока соберу тебе покушать, чтобы ты утром позавтракал.

Уезжать Илье не хотелось, он любил бывать в этом доме, любилночевать здесь, среди мебели и предметов, окружавших его в раннем детстве. Ивообще, он любил бабушку и старался проводить рядом с ней как можно большевремени. Он представил себе заснеженную дорогу из Костровска в Томилин,шестьдесят километров одиночества, темноты, стоящих вдоль обочины деревянныхубогих домишек и голых деревьев, свою холостяцкую квартиру, стерильно чистую,педантично прибранную и уныло пустую, и невольно поежился. Здесь так хорошо,тепло, уютно, фотографии на столе напоминают о недавней поездке и о томсчастье, которое он всегда испытывал, видя горящие от возбуждения и восторгаглаза Риммы Петровны, и бабушкин мягкий голос журчит, внося в его душууспокоение.

— Я останусь, — сказал он, заполняя очереднуюстраницу альбома, — поеду завтра с утра.

— Ты не выспишься, — мягко заметила РиммаПетровна, подходя к нему поближе. — У тебя тяжелая работа, тебе нужно какследует высыпаться.

— Рядом с тобой я сплю лучше.

— Рядом со мной ты спишь мало, — засмеяласьона. — Мы же с тобой как маньяки, все разговариваем, разговариваем, неможем остановиться. Если ты останешься, мы опять проболтаем часов до двух, а тои до трех, я же знаю. А тебе нужно отдыхать.

Илья взял ее за руку, поднес мягкую, пухлую, покрытуюпигментными пятнами кисть к своей щеке, прижался губами к пальцам.

— Римуля, я тебя обожаю. Мне так хорошо здесь, я душойотдыхаю. Я останусь, а утром ты меня накормишь вкусным горячим завтраком, и япоеду на работу совершенно счастливым.

Тут Вторушин несколько покривил душой. Завтра он ни прикаких обстоятельствах не поедет на работу в хорошем расположении духа. Вчераначальник уголовного розыска предупредил его и Диму Федулова, что из Москвыприезжает какая-то фифа, которая собирается учить их, как надо раскрыватьпреступления. И ладно еще, если бы она была мужиком, знающим и опытным оперомиз министерства, который помог бы им в деле о двух таинственных трупах, но ведьэто не мужик, а баба, и вовсе не из министерства, а вообще из частногоагентства. Можно себе представить! Что эта баба будет здесь делать? Совать носво все подряд? Давать «дельные», с позволенья сказать, советы? Нарядамисверкать? У нее небось одни только часы, как три автомобиля, стоят. Будетразговаривать с ними сквозь зубы, глядеть свысока и нести такую ахинею, что ушизавянут.