Убийство в Кантоне - Роберт ван Гулик Страница 15

— Давайте заодно отведаем местного вина, — предложил Тао Галь.

— Было время, когда ты исповедовал воздержание, — улыбнулся судья. — Боюсь, Чао Тай оказывает на тебя дурное влияние!

— Нас с Чао Таем водой не разлить, — фыркнул советник. — Особенно после того, как его побратим Ма Жун заделался примерным семьянином!

— Поэтому я и не взял Ма Жуна с собой в эту поездку. Я рад, что он наконец остепенился и зажил счастливой семейной жизнью. Поэтому мне не хотелось втягивать парня в приключения и подвергать соблазну снова вкусить разгульной жизни. Мы и втроем непременно отыщем цензора!

— А есть у него какие-нибудь особые приметы или отличия в манере поведения, господин? Что-нибудь такое, о чем мы могли бы упомянуть, расспрашивая о нем в храме?

Судья Ди в задумчивости погладил бороду.

— Ну, Лю очень хорош собой и держится стой уверенностью, какую дают высокое положение и привычка вращаться при дворе. И конечно, язык. Лю говорит как истинный придворный и держится в соответствии с последними предписаниями. О, эта похлебка и впрямь пахнет очень аппетитно! — Вылавливая клецку из миски палочками, он усмехнулся. — Не унывай, Тао Гань, нам доводилось разгадывать и не такие загадки!

Тот улыбнулся в ответ и принялся смаковать еду. Покончив с простой, но весьма питательной пищей, они выпили по чашке крепкого ароматного чая, расплатились и вышли на улицу.

На темных улицах народу стало куда больше, так как близилось время вечерней трапезы. Однако в западном квартале было довольно многолюдно, а ведущую к Цветочной пагоде улицу запрудила веселая толпа молодых, празднично разодетых людей. Все они двигались в одном направлении.

— Сегодня день рождения милосердной Гуань-инь, — подсчитав на пальцах дни, объявил судья Ди. — В храме будет яблоку негде упасть.

Они миновали ворота ограды — храм и в самом деле расцветили праздничные огни. Выложенная камнями дорожка заканчивалась у высоких мраморных ступеней, что вели ко входу величественный зал, озаренный подвесными фонариками и гирляндами ярко раскрашенных масляных светильников. По обеим сторонам были выставлены столы со всевозможными товарами: от священных текстов до детских игрушек, так что засахаренные фрукты соседствовали с молитвенными четками. Продавцы масляных лепешек проталкивались сквозь толчею, громко расхваливая свой товар.

Судья Ди оглядел плотную толпу.

— Вот не повезло-то, — недовольно буркнул он Тао Галю. — Как можно кого-то найти в такой давке? Но где же знаменитая пагода?

Тао Гань указал вверх. За главным зданием храма возвышались девять ярусов Цветочной пагоды, и в лунном свете поблескивал шар над ее шпилем. Судья Ди уловил чуть слышный эвон маленьких серебряных колокольчиков, подвешенных по краю выгнутой крыши каждого яруса.

— Изумительная красота, — с восхищением проговорил он.

Спутники пошли дальше, и Ди заметил чайный домик, примостившийся справа, под сенью высоких бамбуков. Домик пустовал; все были настолько заняты созерцанием окружающих красот, что никому и в голову не приходило выпить чаю. У дверей стояли две нарядные женщины, а старая карга, не спуская с них глаз и поджав губы, опиралась спиной о дверной косяк. Судья Ди внезапно замедлил шаг.

— Ступай вперед и оглядись повнимательнее, — велел он Тао Ганю. — Я присоединюсь к тебе позже.

И он решительно направился к домику. Женщина пониже ростом была молода и не лишена приятности, а та, что повыше, выглядела лет на тридцать, и даже толстый слой притираний не мог скрыть пагубных последствий ее ремесла. Старая карга поспешно оттерла обеих в сторону и, льстиво улыбаясь, что-то залопотала на кантонском.

— Я хотел бы побеседовать с твоими подопечными, — оборвал ее невнятное бормотание Ди. — Они понимают северный диалект?

— Разговаривать? Чепуха! Делайте дело и идите своей дорогой! — противным голосом проскрипела старуха, кое-как подбирая слова. Шестьдесят медных монет. Дом за храмом.

Старшая из девиц, вяло взиравшая на судью, теперь оживилась и, сделав ему знак, с кокетливым видом заговорила на чистейшем северном диалекте:

— Пожалуйста, господин, выберите меня!

— Это огородное пугало можете получить за тридцать монет! — глумливо скривилась карга. — Но не лучше ли заплатить шестьдесят и позабавиться с молоденькой курочкой?

Судья Ди вынул из рукава халата горсть медяков и протянул старухе.

— Я возьму ту, что повыше, — отрезал он. — Но сначала мне хотелось бы с ней потолковать — я весьма привередлив.

— Этого слова я не понимаю, но за деньги можете делать с ней все, что угодно! Негодная девка начинает стоить мне больше того, что зарабатывает.

Судья знаком велел девице следовать за ним в чайный домик. Они устроились за столиком, и Ди приказал заспанному прислужнику привести свежезаваренный чайник, блюдо с сушеными дынными семечками и засахаренные фрукты.

— Зачем все это? — подозрительно спросила девица.

— Просто мне захотелось поговорить на родном языке. Расскажи, как ты оказалась так далеко на ноге?

— Моя история не настолько интересна, чтобы вас развлечь, — нахмурилась она.

— Позволь мне самому судить об этом. Вот, возьми чашку.

Она жадно выпила чаю, съела немного засахаренных фруктов и начала грустный рассказ:

— Я была глупа, неопытна и родилась под несчастливой звездой. Десять лет назад мне полюбился заезжий торговец из Цзянсу, что имел обыкновение трапезовать в лавке моего отца, где продавалась лапша, и я сбежала с ним из дому. Поначалу, года два, все было не так уж плохо. Мне нравилось ездить повсюду, да и он обращался со мной хорошо. Но когда дела привели его в Кантон, я родила дочь. Друг мой страшно разозлился, что это не мальчик, и утопил ребенка, а потом стал водить знакомство с местными девками и решил от меня избавиться. Но в этом городе нелегко продать необученную девушку с севера. На большие цветочные лодки берут только кантонских женщин или тех северянок, что и впрямь хорошо танцуют и поют. Поэтому господин за горстку медяков сплавил меня танка.

— Танка? А кто это? — изобразил удивление судья.

Женщина торопливо сунула в рот целиком засахаренный фрукт.

— Танка называют еще «речным народом», — невнятно пробормотала она. — Это довольно необычный народец. Кантонцы их презирают. Танка запрещено покидать свои лодки, что стоят на причале неподалеку от городской службы сбора пошлин. Там они рождаются, сходятся и умирают. Танка не дозволено селиться на земле или смешиваться с ханьцами.

Судья Ди кивнул, вспомнив, что в Поднебесной народ танка почитали отверженным и особые законы жестко ограничивали их существование.

— Мне пришлось работать на одной из их цветочных лодок, — продолжала девица, успевшая проникнуться к судье доверием. — Эти выродки болтают па нестерпимо мерзком языке, вернее, трещат, как обезьяны. Слышали бы вы их! И женщины танка вечно возятся со всякими дурманными зельями и отравой. Эти людишки перенесли на меня свою обиду и злость, какие питают к ханьцам: кормили меня только объедками, а одевали в грязные лохмотья. Захаживали туда по большей части чужеземные моряки, так как ни в одной ханьской цветочной лодке их не пустили бы на порог. Так что вы можете представить, что за жизнь я вела! — Тяжело вздохнув, девица сунула в рот очередной засахаренный фрукт. — Танка побаиваются собственных женщин, так как большинство из них — колдуньи, но со мной обходились как с последней рабыней. На пьяных сборищах мне было велено исполнять их непристойные танцы совершенно нагой, да еще часами, получая удары по спине за любую попытку малость передохнуть. А их женщины выкрикивали мне в лицо оскорбления, вопя, будто все ханьские девушки — распутницы, поэтому мужчины Поднебесной предпочитают танка. Их любимая история — о том, как лет восемьдесят назад некий высокопоставленный ханьский господин тайно женился на девушке танка, а их сын стал прославленным воином, запросто называвшим Сына Неба «дядей». Можете вы поверить в такое? Так вот, я испытала огромное облегчение, когда меня продали на городскую цветочную лодку, пусть не из лучших, но все-таки свою, а не этих дикарей. И там я проработала последние пять лет. Но знайте: я не жалуюсь! Как-никак я целых три года была счастлива, а это больше того, чем могут похвастать многие женщины!