Капкан для призрака - Ирина Глебова Страница 15

Следующий день Викентию Павловичу запомнился, как никакой другой здесь, в Баден-Бадене. На то были причины. В этот день особенно ярко светило и грело солнце, а в прогретом воздухе витал такой сильный аромат хвои, словно он стекал в городок по воздушным потокам со всех окрестных гор! От этого запаха кружилась голова, его хотелось вдыхать открытым ртом, чувствуя, как очищаются легкие… В этот день он услышал много интересного и необычного, ближе узнал хороших людей. Этот день сам по себе был прекрасен и наполнен прекрасным настроением. А еще он был последним мирно-интересным днем отпуска Викентия Павловича. Все остальные дни тоже были интересны, но по-другому – тревожно, лихорадочно, напряженно… Но в тот чудесный день Петрусенко об этом еще не знал, как не знал и того, что некоторых своих соседей по пансионату он видит в последний раз.

Рано утром он, как всегда в отведенное для него время, отправился в термальный бассейн. Сидел, наслаждаясь теплой ванной, щебетом птиц, и только минут через десять вдруг спохватился – не слышно голоса Лапидарова. А он уже привык к болтовне этого человека, на которую вовсе не обязательно было отвечать, в которую можно вообще не вслушиваться, – просто некий звуковой фон. Молчание казалось странным, тем более что из-за загородки, окружавшей соседний бассейн, доносились плеск воды, фырканье, покашливание. Викентию Павловичу даже захотелось окликнуть Лапидарова, но он себя одернул. Не стоит нарушать природную гармонию утра даже своим собственным голосом, а уж вульгарным похохатыванием Лапидарова – тем более!

Викентий Павлович стал даже надеяться, что разминется с Лапидаровым и на выходе из бассейна. Но не тут-то было. Когда он досуха растерся полотенцем, запахнул халат и вышел из кабинки, тут же стукнула соседняя деревянная дверь и на аллею вышел Лапидаров.

– Доброе утро, – произнес Петрусенко вежливо. – Как ваше самочувствие?

Лапидаров усмехнулся:

– Я здоров! Здешний климат мне подходит, и я отсюда не уеду!

Он говорил раздраженно и агрессивно, словно отвечал не на вопрос собеседника, а на свои собственные мысли… Потом, о чем-то вспомнив, остановился, заступив дорогу Викентию Павловичу.

– А вы, господин Петрусенко, удружили мне! Ведь это вы потащили Эльзу смотреть полеты? А потом своего знакомца, этого авиатора, зазвали сюда!

Петрусенко пожал плечами:

– В отличие от вас, Ермошин как раз нездоров. И здешние ванны ему нужнее, чем вам.

Он легким, неуловимым движением оттеснил Лапидарова с дороги и пошел вперед. Тот растерялся, но потом быстро догнал Петрусенко:

– Я вижу, ему больше Эльза нужна, чем ванны! А ведь я вам по-дружески, как соотечественнику, о своих планах рассказал…

Тон у него поменялся, он скорее жаловался, чем обвинял… Однако Викентию Павловичу Лапидаров просто надоел. Он на минутку остановился на развилке, сказал, добавив в голос жесткости:

– У вас – одни планы, у кого-то – другие. Меня это не касается!

И быстро пошел к своему коттеджу. Честно говоря, ему было смешно: неужели этот человек и в самом деле думал заполучить Эльзу в жены по соглашению с ее отцом? Какие бы отношения ни связывали Лапидарова и Лютца, вряд ли Людвиг Августович стал бы принуждать дочь. А уж теперь, когда рядом Ермошин!..

В пансионе строгих правил не было, и постояльцы временами обедали или ужинали в других местах – в соответствии со своими планами. Один только Лапидаров питался исключительно у Лютцев, но он, как уже понял Викентий Павлович, вообще не платил ни за еду, ни за проживание. Семейство Петрусенко однажды уже прогуляло общую трапезу, вот и в этот день они сами не заметили, как ушли за город и очутились в маленькой долине, где бежал быстрый поток, спускающийся с соседней горы. А на нижних склонах этой горы росли яблони, груши, с ветвей которых свисали спелые плоды. Это явно не было чьим-то садом, и Люся с Викентием рискнули сорвать несколько яблок и груш. А потом тропинка перешла в уже рукотворную дорожку, вьющуюся серпантином. Они пошли по ней и скоро очутились на площадке перед маленьким рестораном – над входом висело деревянное старинное колесо. Здесь они и задержались надолго, в свое удовольствие.

На обратном пути, уже в городе, вновь встретили коляску с беременной английской леди. Катюша узнала ее, зашептала отцу и матери:

– Смотрите, вот эта тетенька, в коляске! Я не буду на нее смотреть, отвернусь!

– Почему, малышка? – удивился Викентий Павлович.

– Она красивая, но я ее боюсь! Других, в колясках, не боюсь, а ее боюсь.

– И правда, Викентий, – покачала головой Людмила. – У нее настолько высокомерный вид, что даже мне не по себе…

Когда же они наконец вернулись на виллу Лютцев, обед давно прошел и столовая на время превратилась в читальный зал. Во всяком случае, супруги-норвежцы и Людвиг Августович сидели в креслах, читали газеты. Других постояльцев видно не было – каждый занимался своими делами. Но зато на веранде оживленно болтали Грета и Ганс: служанка лущила бобы, а ее жених ей помогал. Викентий Павлович приветливо поздоровался, спросил:

– Что, Ганс, ты сегодня выходной?

– Если бы! – воскликнул парень. – Отработал до обеда, три часа свободен, а потом пойду в вечернюю смену. Напарник мой заболел, так я и сегодня, и завтра подменяю его.

– Наверное, и оплата двойная?

– Да, – кивнул Ганс.

Он выглядел довольным, и Викентий Павлович подумал, что его можно понять: курортный сезон хорошо кормит всех, кто живет в городке и его окрестностях. Ясно, что в свободные часы парень пришел навестить свою невесту. Викентий Павлович решил не мешать им, удалиться, но Ганс сам заговорил с ним:

– Вы в нашем городе впервые? Вам здесь нравится?

– Жена моя была здесь в юности, а я, верно, впервые. Очень славные места! Мы только что гуляли по горной дороге, вон там… – Викентий Павлович махнул рукой. – Знаете, наверное? Там еще есть ресторанчик, «Колесо» называется.

– Конечно, знаю! – воскликнула Грета. – Там очень красиво!

– Но вот только людей там бывает немного, – как-то по-особенному сказал Ганс, и они с Гретой переглянулись.