Мегрэ и тело без головы - Жорж Сименон Страница 15

– Вы не были там в прошлую пятницу?

– В этот день меня не было в Париже. Это мой выходной, и я ездила с друзьями за город.

– Значит, вы не знаете, что ваш отец уехал?

– Почему бы вам не объяснить мне с самого начала причину? Вы спрашиваете меня о людях, которые официально считаются моими родителями, но они уже давно чужие для меня. А в чем, собственно, дело? С ними что-нибудь случилось?

Она закурила сигарету, заметив:

– Здесь можно курить. По крайней мере сейчас.

Но комиссар не воспользовался приглашением.

– А если бы что-нибудь случилось с одним из них? Вы удивились бы?

Она посмотрела ему в глаза и отрезала:

– Нет.

– Что же, например, могло бы случиться?

– Что Калас забил до смерти мою мать. Она сказала не «отец», а «Калас».

– Он часто ее бьет?

– Не знаю, как теперь. Раньше – почти каждый день.

– И ваша мать молчала?

– Она только опускала голову под ударами. Я спрашивала себя: может, ей это нравится?

– Что еще могло бы произойти?

– Что она решится подлить ему яду в суп.

– Она его ненавидит?

– Я знаю только, что вот уже двадцать четыре года она живет с ним и не пытается от него уйти.

– Она несчастна, по-вашему?

– Видите ли, господин комиссар, я стараюсь вообще об этом не думать. Ребенком я мечтала только об одном – уйти оттуда. И как только смогла это сделать, ушла.

– Вам было пятнадцать лет, я знаю.

– Кто вам об этом сказал?

– Ваша мать.

– Значит, она жива.

Она подумала и подняла голову:

– Тогда он?

– Что вы хотите сказать?

– Она его отравила?

– Вряд ли. У нас даже нет точных данных, что с ним произошло несчастье. Ваша мать говорит, что он уехал в пятницу, после полудня, в окрестности Пуатье, где обычно закупает белое вино.

– Верно. Эти поездки были еще при мне.

– Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.

– Никто его не опознал?

– Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.

Люсетта даже не вздрогнула при этих словах – возможно, потому, что работала в больнице.

– Что с ним могло произойти, по-вашему? – спросила она.

– Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.

– Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?

– Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление:

– Я никогда об этом не слыхала.

– И, конечно, никогда не видели шрамов?

– Если они на животе… – она чуть улыбнулась.

– Когда вы последний раз были на набережной Вальми?

– Подождите… Должно быть, с месяц назад.

– Калас был там?

– Я всегда старалась приходить, когда его нет дома.

– После обеда?

– Да. В это время он обычно играет на бильярде где-то в районе Восточного вокзала.

– У вашей матери не было тогда какого-либо посетителя?

– В тот день – нет.

– Вам было что-нибудь нужно от матери?

– Нет.

– О чем вы говорили?

– Не помню. О разных вещах.

– О Каласе шла речь?

– Вряд ли.

– Может быть, вы приходили попросить у матери денег?

– Вы заблуждаетесь, господин комиссар. Было время, когда я сидела без гроша и даже голодала, но и тогда я не клянчила у их двери. А теперь я хорошо зарабатываю, и мне подавно незачем это делать.

– Вы не помните, о чем вы говорили во время вашего последнего визита на набережную Вальми?

– Точно не помню.

– Среди мужчин, посещавших бар, вы не встречали румяного молодого человека, который ездит на трехколесном велосипеде?

Она отрицательно покачала головой.

– А рыжего мужчину средних лет? На этот раз она задумалась.

– У него на лице следы ветряной оспы? – спросила она.

– Не знаю.

– Если да, то это господин Дьедонне.

– Кто он такой?

– Я ничего о нем не знаю. Друг моей матери. Очень давний клиент кафе.

– Послеобеденный клиент? Она поняла:

– Я, во всяком случае, видела его после обеда. Может быть, это и не то, что вы думаете. Я ничего не утверждаю. Он производил впечатление человека тихого, такого представляешь себе сидящим вечером у огня, в домашних туфлях. Впрочем, я почти всегда видела его сидящим у печки, напротив моей матери. Они так давно были знакомы, что им уже незачем было стараться развлекать друг друга. Вы понимаете? Их можно было принять за старых супругов.

– Вы не знаете, где он живет?

– Я слышала, он говорил, вставая: «Мне пора на работу». Наверно, работает в том же квартале, но не знаю кем. Одевается он лучше, чем рабочие. Я приняла бы его скорее за конторщика.

В коридоре послышался звонок, и собеседница Мегрэ разом поднялась.

– Меня вызывают, – сказала она. – Извините, я должна идти.

– Возможно, я зайду еще к вам на улицу Сен-Луи.

– Я бываю там только вечером. Не приходите слишком поздно, я рано ложусь.

Мегрэ видел, как она на ходу покачала головой, подобно человеку, еще не вполне осознавшему новость.

– Извините меня, мадмуазель. Будьте добры, где выход?

Мегрэ выглядел таким растерянным, что молоденькая девушка у стола улыбнулась и проводила его по коридору до лестницы.

– Отсюда доберетесь сами. Сейчас вниз, налево и еще раз налево.

– Благодарю вас.

Он не решился спросить у нее, что она думает о Люсетте Калас. Он и сам затруднился бы сказать, что он о ней думает.

На обратном пути Мегрэ зашел выпить глоток белого в бистро напротив Дворца правосудия. Когда он вновь очутился в своем кабинете, там его уже ожидал Лапуэнт.

– Как дела у святых сестер? – спросил Мегрэ.

– Они были очень приветливы. Я сначала боялся, что мне там будет не по себе, но они меня встретили так, что…