Год обезьяны - Чингиз Абдуллаев Страница 15

— Ты так уверена в этом?

— Абсолютно, — улыбнулась она, — точно знаю, какие номерапрослушиваются. Хотя меня отозвали только на время. Я живу здесь недалеко, нона самом деле чаще бываю в других местах.

— У тебя интересная жизнь, — задумчиво произнес он.

— По сравнению с другими — возможно, — согласилась она. — Кхорошему быстро привыкаешь.

— И к плохому?

— К плохому нет. Ты сильный. И выносливый. Знаешь, почему яспросила тебя, куда ты отправишься служить?

— Нет.

— Сейчас на Олимпиаду задействованы многие офицеры извнутренних войск и МВД. А офицеров запаса призывают в действующию армию, чтобыотправить на юг.

— К нам на Кавказ? — улыбнулся Муслим.

— Дальше. Гораздо дальше, — загадочно произнесла она и наухо прошептала ему: — Афганистан.

— Говорят, что там бывает жарко, — вспомнил Муслим, — но ялюблю тепло. И жару переношу спокойно.

— Дурак, — с сожалением произнесла она снова шепотом, — тамидет война…

Он пожал плечами. В двадцать четыре года все кажется такимпонятным и простым. К тому же о смерти и войне не хотелось думать в тот момент,когда рядом находилась такая женщина. Он сегодня узнал больше, чем знал доэтого за все время своих встреч с разными женщинами, среди которых былидостаточно опытные особы.

— Значит, так и должно быть, — рассудительно произнес он,почувствовав, как она сильнее обнимает его. — У тебя есть муж или дети? —спросил он во время очередного перерыва.

— Это не имеет никакого отношения к нашей сегодняшнейвстрече, — спокойно ответила она. — Будем считать, что у меня ничего нет. Кромемоего имени. И этого вполне достаточно.

— Но как я тебя найду?

— Не нужно меня искать, завтра ты все равно должен уезжать.

— Я останусь, — упрямо произнес он.

— Глупо, — рассудительно сказала она, глядя на него, — инерационально. Опоздание к месту службы будет приравнено к дезертирству. И тысломаешь себе всю дальнейшую жизнь. И погубишь свою будущую карьеру. Может, тыбудешь известным криминалистом или следователем, прокурором или адвокатом.Зачем тебе здесь оставаться. Больше я в этой гостинице не появлюсь. Сегодня ябыла здесь в последний раз. А ты меня сам ни за что не найдешь. Тем более что ятоже уезжаю отсюда через несколько дней. Вот так, Муслим. Сегодня первая ипоследняя наша встреча.

Он молчал. Молчал и смотрел на нее. Затем отвернулся. Онаподнялась, обхватила его за плечи.

— Ты обиделся?

— Нет, я обрадовался, — раздраженно произнес он. — Такоеощущение, что я совсем мальчик.

— Глупый, — сказала она, прижимая его голову к своей груди,— ты и есть мальчик. И дело совсем не в возрасте. Ты отправишься скоро навойну, на настоящую войну, Муслим. И детские игры навсегда закончатся. Дай тебебог остаться там в живых. А я уеду куда-то в тихий город где-нибудь в ЗападнойЕвропе. И буду жить там пять или десять лет, пока меня не отзовут обратно. Ядаже сама не знаю сейчас, куда именно поеду. И не должна знать. А ты не долженспрашивать. Поэтому я и сказала, что сегодня первая и последняя наша встреча.Возможно, мы больше никогда не увидимся. Может, поэтому я решила сюда поднятьсявместе с тобой. Ты вчера мне понравился. Ты чем-то напомнил мне моего друга,который погиб несколько лет назад в автомобильной катастрофе. Он тоже былсильным, бескомпромиссным и смелым. Вы даже внешне чем-то похожи друг на друга.

— Но ты можешь оставить мне свой ленинградский адрес илителефон, — повернулся он к ней.

— Не нужно, — покачала она головой, — я ведь тебе уже всеобъяснила. Пора взрослеть, Муслим, это уже взрослая жизнь.

Через несколько часов он заснул, окончательно вымотанный иуставший. А когда утром проснулся, ее уже рядом не было. Остался только запахее парфюма на подушке, на простынях, на его теле. Через час он вернулся кВалере, который сходил с ума от неопределенности, решив, что его друга все-такиарестовали в милиции. Он уже успел проводить обеих девушек и сто раз позвонитьв милицию и в соседний морг, чтобы уточнить, куда делся его друг. Тогда не быломобильных телефонов, а Муслиму было стыдно сознаваться в том, что он провел этуночь в одном из соседних номеров.

В этот день они уехали из Ленинграда, чтобы отправитьсязатем в Афганистан. Через два с половиной месяца, после тяжелого ранения иконтузии, Валера вернется домой и до конца жизни останется в инвалидном кресле,отрезанный от прежней жизни и прежних воспоминаний. А Муслим получит своепервое ранение через пять месяцев, и его отправят в военный госпиталь, чтобыспасти его ногу от гангрены. Врачи сделают почти невозможное. Ногу ему спасут,и он вернется в Баку еще через полтора месяца. Сильно хромая и с палочкой, ноживым и здоровым. А потом он снова отправится в Ленинград, который к томувремени будет уже Санкт-Петербургом. Но это случится ровно через двенадцатьлет, уже в другую эпоху и в другое время…