Ария смерти - Донна Леон Страница 15

Когда через полчаса они вышли из палаццо, Паола предложила мужу для разнообразия прогуляться к мосту Академии и оттуда вернуться домой по другой стороне канала. Оба прекрасно понимали, что это плюс пятнадцать минут к их обычному маршруту, но еще и возможность проводить Флавию, которой от моста до дома было минуты три ходьбы. А раз она не знала, где именно они живут, то и не догадается о намерениях Паолы ей покровительствовать…

Брунетти, то и дело мысленно возвращаясь к переменам, произошедшим во Флавии, судя по всему, с годами, приготовился к тому, что они будут беседовать о музыке и центром разговора будет именно она. Флавия, однако, предпочла темы, актуальные для всех родителей. Сказала, что ужасно беспокоится по поводу наркотиков, хотя ее дети никогда не выказывали к ним ни малейшего интереса. И боится – дочери это касалось даже больше, чем сына, – что кто-то из них попадет в дурную компанию и его принудят к чему-то такому, что при обычных обстоятельствах она или он не стали бы делать.

Когда Паола спросила, что страшит больше всего Флавию, та неодобрительно покачала головой – недовольная то ли современностью, то ли собственными смутными опасениями.

– Не знаю, – сказала она. – Я не представляю мир, в котором они живут. Но никогда не перестаю тревожиться за них – это будто едва слышный, фоновый шум в ушах.

Паола придвинулась к Флавии поближе и взяла ее под руку.

– Нам кажется, что дети – это чистый лист, – сказала она. – Но это не так. У каждого из них свой характер и привычки, а потом – и своя жизнь. И мы никогда не перестаем волноваться о них. Никогда! – И хорошо знакомым Брунетти тоном добавила: – Думаю, стоило бы изобрести специальный родительский телефон для тех, у кого есть дети-подростки.

– И каким бы он был? – спросила Флавия.

– Он никогда не звонил бы между часом ночи и шестью утра!

Флавия засмеялась и сказала:

– Если найдешь такой, пожалуйста, купи и мне!

В приятной беседе, будто закадычные друзья, они дошли до музея, а потом и до моста, и остановились у его подножия. Флавия расцеловала Паолу в обе щеки и отодвинулась, чтобы посмотреть на Брунетти.

– Не могу выразить, как я вам признательна! Я и не знала, как соскучилась по всему этому: по дружеской беседе, вкусной еде и отсутствию треволнений. Чудесный вечер!

Вапоретто номер один, следующий к Лидо ^[43], ревя мотором, дал задний ход и ударился об имбаркадеро. Это был настолько привычный звук, что Брунетти с Паолой его даже не заметили, а вот Флавия вздрогнула и обернулась. Когда немногочисленные пассажиры речного трамвая разошлись, она сказала:

– Еще мне хотелось бы поблагодарить вас за терпение. – Она улыбнулась, но это была всего лишь тень той улыбки, которую Брунетти помнил.

Желая приободрить Флавию, он сказал:

– Я поговорю с Фредди. Мы с ним давно не виделись, и это хороший повод позвонить ему и пригласить в бар.

– Если тебе кажется, что так будет лучше…

Брунетти наклонился, чтобы поцеловать Флавию в обе щеки.

– Всегда приятно пообщаться со старым другом, разве нет?

– Конечно, – сказала Флавия, глядя ему в глаза. – Старая дружба не ржавеет.

Ночь выдалась ясной – оставался всего один день до полнолуния. Супруги Брунетти задержались наверху моста, глядя в сторону Лидо и далекой Адриатики.

– Ты правда считаешь ее старым другом? – спросила Паола.

Ветра не было, и луна отражалась в темной воде канала, как в зеркале. Лодки не проплывали уже несколько минут, и Брунетти боялся заговорить, словно звук его голоса мог разбить это гладкое зеркало, а вместе с ним и ночное светило. Шаги на мосту тоже стихли, и довольно долго не доносилось ни звука. Наконец речной трамвай номер первый показался со стороны станции «Валарессо» и пошел дальше, через канал, к Санта-Мария-делла-Салю́те, разрушив и очарование момента, и отражение в воде. Повернувшись, чтобы посмотреть на церковь Сан-Видаль, Брунетти увидел, что чуть ниже, на мосту, стоят еще зрители, завороженные луной, и тишиной, и фасадами домов на том берегу. Он глянул направо. Там у перил тоже столпились люди, глядя вверх, на рассыпающую свои благословения луну.

Брунетти взял Паолу за руку, и они спустились по ступенькам моста, направляясь домой, что называется, по длинному пути.

– Не знаю почему, но у меня такое чувство, будто мы с ней дружим уже давно, – наконец ответил он на вопрос жены, когда они вышли на кампо Санто-Стефано. – Мы с Флавией не виделись много лет, и не думаю, что хорошо успели узнать друг друга, когда у нас была возможность пообщаться. – Он подумал еще немного и пояснил: – Может, дружба ассоциируется у нас с воспоминаниями о прожитых вместе трудных временах?

– Послушать тебя, вы с Флавией прошли сквозь огонь и воду – как говорил твой отец о своих друзьях.

– Ты тоже это помнишь? – отозвался Брунетти. – Они с друзьями жили в тяжелые времена, чего не скажешь о нас с Флавией. Но и она попадала в неприятности, из-за которых пострадали люди.

– Интересно, что она делала все эти годы? – спросила Паола, желая отвлечь мужа от неприятных воспоминаний. – Ну, кроме того, что стала еще более знаменитой.

Они подошли к мосту, ведущему к кампо Манин, и Брунетти остановился поглазеть на витрину книжного магазина. А когда наконец оторвался от нее и они с женой стали подниматься по мосту, сказал:

– Понятия не имею. Я знаю о Флавии то же, что и ты; может, даже меньше, потому что не читаю музыкальных обозрений.