Диадема Марии Тарновской - Ольга Баскова Страница 15

Киев, 1898 г.

– Я говорила вам, Зиночка, что Танюшу следовало сегодня пораньше уложить спать. – Мария, оторвавшись от чтения модного романа, напутствовала молоденькую гувернантку. – Васеньку желательно одеть потеплее, когда поведете его в сад. Сегодня на улице довольно прохладно. Эти ясные майские дни такие коварные.

Высокая стройная Зиночка, лицо которой с правильными и одухотворенными чертами лица чем-то напоминало картины Боттичелли, слушала ее с вниманием, наклоняя голову в знак согласия.

Тарновская, глядя на красивую девушку, с удовольствием сыпала приказаниями, думая о том, как плохо родиться в бедной, пусть и благородной семье. Отец этой самой Зиночки, несмотря на дворянское происхождение, служил простым чиновником. Девушка окончила пансион благородных девиц и смогла устроиться разве что гувернанткой в богатую семью. Когда-то Мария избежала ее участи – Василий подвернулся как нельзя кстати. И вот теперь она не домашняя учительница, а солидная богатая дама с двумя детьми (дочь Татьяна родилась через год после Василия) и фамилией, известной всему Киеву.

– Слушаюсь, Мария Николаевна. – Зиночка сделала реверанс и поторопилась в детскую.

У выхода она почти столкнулась с бледным Василием, который, впрочем, не без восхищения проводил ее глазами. Это не осталось незамеченным.

– Я давно знаю, что эта девушка пришлась тебе по нраву. – Тарновская положила книгу на стол и весело улыбнулась. – Что ж, одобряю твой вкус. Она прехорошенькая.

Супруг скривился:

– Может быть, она и хорошенькая, как ты изволила выразиться, но скоро ей придется отказать от дома. Тебе известно, что со смертью моей бабушки наши доходы значительно упали. Бабушка не зря считала, что мой папа не способен вести дела. И вот результат. Он почти разорен.

Мария растерянно заморгала:

– Разорен? Что ты такое говоришь? Наверняка это временные трудности. Ты же, как всегда, паникуешь без всякой причины.

– Без всякой? – Василий побагровел. – Тогда прочти это. – Он бросил на стол распечатанное письмо.

Женщина аккуратно взяла его и раскрыла. Размашистый, небрежный почерк свекра она узнала сразу.

Василий Тарновский-старший писал, что после смерти Людмилы Николаевны ему так и не удалось наладить дела в имениях. Ситуацию осложняло и увольнение многих ценных работников, которые не захотели подчиняться другому хозяину.

«К сожалению, сын мой, тебе придется поработать, если ты хочешь продолжать такую же роскошную жизнь, – при чтении этой фразы Мария поморщилась. – А если нет, придется туже затянуть пояса. Я думал, что оставлю вам с Петром и Софией приличное наследство, но… Буду стараться, чтобы вы не получили гроши, которые при разделе имущества станут лишь каплей в море».

Тарновская бросила письмо на стол и поджала губы.

– Твоей сестре Софии нужно приданое, это понятно. Но меня бесит, что твой никчемный братец тоже претендует на наследство. – Она отвернулась к окну.

Василий удивленно поднял темные брови.

– Что ж тут странного, Мара? Он такой же сын своего отца, как и я. Хочешь не хочешь – придется делиться.

Супруга так сжала кулачки, что хрустнули пальцы.

– Твоя любимая бабушка почему-то не сделала тебя единственным наследником, – буркнула она.

– А как бы она это сделала? – изумился Тарновский и посмотрел на часы. Этот разговор начинал его тяготить. – Мне пора, дорогая. Я обещал сегодня встретиться с одним человеком.

– Догадываюсь, что это за человек. – Мария подняла глаза на мужа. – Думаешь, мне ничего не известно о твоих похождениях? Как только я забеременела Танюшей, ты пустился во все тяжкие.

Он равнодушно пожал плечами:

– Думай, как тебе хочется. В конце концов, Мара, ты становишься невыносимой.

Не попрощавшись с женой, он вышел из комнаты, и Мария дала волю гневу. Она дернула бархатную малиновую скатерть, и со стола полетели фарфоровые блюдца и чашки.

Тарновская с каким-то наслаждением смотрела, как они разлетались на мелкие кусочки, лишь коснувшись пола, и думала, что это напоминает ее семейную жизнь.

Она слышала пословицу про разбитую чашку, которую уже не склеишь. Как же верно сказано, как верно! Ее отношения с мужем никогда не станут прежними.

Легкомыслие Василия, привычка не думать о завтрашнем дне сейчас проявлялись в полной мере. Они были на грани разорения, а он бежал к очередной любовнице, нисколько не беспокоясь о том, что, может быть, завтра его детям будет нечего есть.

Черт возьми, а ее родители оказались правы, так и не захотев распахнуть объятия беспутному зятю.