Убийство с гарантией - Анна Зимова Страница 15

Про Милку-Кормилку все говорили: брось, такая на зэка не взглянет. Но они давно уже и с большим удовольствием общаются. Он даже стал подумывать, не послать ли и ей сувенирчик какой-нибудь, но зачем ей его сувенирчики. Что офисная цаца будет делать с зэковскими четками? Все у них развивалось без помех, как-то само собой. Милка-Кормилка оказалась из недотрог, сначала позволила себе просто писать. Постепенно сжалилась и стала время от времени отвечать. Она разведена, и сейчас, хотя вокруг и крутятся кавалеры, ни с кем не встречается, работает много. Но любви-то все равно хочется.

Со временем ей, доброй женщине, стало неудобно, что человек с ней так пылок, тратит на нее столько времени — а до сих пор не обласкан. Она прислала ему посылку, со вкусом подобранную. Не поперла на почту двадцать килограмм всякой всячины, а ограничилась небольшими приятными сюрпризами.

Потом он добавил в свои письма эротики, она оказалась не против. Пришел день, когда она призналась наконец, что он ее очень заинтересовал и что чувства ее очень похожи на любовь… И такие страсти между ними разгорелись! Она его тоже стала желаниями своими терроризировать. А сначала такой тихоней казалась.

Потом стали встречаться в ее письмах хорошо присыпанные лишними словами фразы «…когда мы увидимся», «…после нашей встречи», «…когда ты приедешь». В общем, настал момент, когда нужно решать, что делать с Милкой-Кормилкой. С ее последней посылкой (сыр, консервированная красная рыба и очень много конфет — она изучила его вкусы) пришло письмо, в котором она написала: «Почему бы тебе после освобождения не пожить у меня? Места у меня много, это будет удобно. Думаю, мы оба этого хотим. Можешь не отвечать сразу, но обещай, что подумаешь, ладно, милый?» Вот ведь как. То, что заочница предлагает зэку переехать к ней, дело обычное. Женщина понимает, что любимому нужно где-то перекантоваться, и предлагает ему свою жилплощадь. Ее ведь уже убедили, что она любима и желанна, что она единственная, и она чувствует себя в ответе за своего мужчину. Некоторые умельцы устраивались после тюрьмы и вовсе хорошо — по очереди объезжали невест, выбирая самую лучшую. К чему он все это говорит? Просто он подумал: а чем черт не шутит?

Василь

За стеклом нарисовалась продавщица из магазина «Продукты». Пришла опять трепаться насчет трупа. Откуда у людей столько свободного времени, что они в курсе и того, что их не касается? Вот им с Ульяной иногда не удается по несколько часов сходить в туалет, столько работы. Ульяна лицо скривила и даже банкой жестяной об стол грохнула: «Вы уж извините, но нам работать надо. А с трупом пусть полиция разбирается, о’кей?» Продавщица обиделась, но, по крайней мере, ушла.

Ульяна не сплетница совсем, говорит в основном по существу. Никогда он не видел, чтобы она языком чесала на крыльце с кумушками или в соседних отделах. Он даже спросил ее как-то в шутку: «Пороли тебя, наверное, много в детстве? Серьезная выросла, как мужик». Она, не задумываясь, не отрываясь от работы, ответила: «Почему — в детстве? Меня до самых шестнадцати лет пороли, пока я в Петербург не переехала. Мальчик проводил — получи. За юбку короткую, за помаду. Мама все честь мою берегла, — Ульяна скривилась, — все беспокоилась, что я шлюхой вырасту. Хотя я ей поводов не подавала. Просто — хорошенькая была. Город у нас маленький, пятно на репутации в таком не выведешь. Но откуда такое недоверие к собственной дочери».

М-да, подумал Василь, воспитали ее в строгости. Зато выросла почтительной. Ульяна, что ни месяц, бегает на почту, отправляет матери своей посылку в Сибирь. Не забывает. Сама в стесненных обстоятельствах, а маме вынь да положь. Правда, мать ее немного все же перестаралась, вместе с женской дурью совсем выбила из дочери и женственность. Намазаться нормально и завиться — это не про нее. А если начинает кокетничать, то делает это так неуклюже, что лучше бы не бралась. Иногда клиенты из вежливости говорят ей что-то приятное, так она в такие моменты становится похожа на рыбу-пузырь, которая вот-вот лопнет. Старается не показать, что рада, а сама уже как шарик. Потом еще минут десять ей нужно, чтобы сдуться обратно.

Как-то она спросила его: «Василий Эдуардович, а вы женаты?» Он тогда уши-то не навострил, а зря, потому что такие вопросы просто так не задают. Подумал, может, ей просто интересно. «Нет, я разведен, и давно», — ответил он. «Как же вам это удается?» — «Что удается, Ульяна?» — «Оставаться холостяком. Тут кругом женщины, это опасно. Какая-нибудь может вас подцепить». — «Да какие опасности… — махнул он рукой раздраженно, потому что капнул клеем на кожу, а не только на подошву, — кого мне тут бояться». Она замолчала, насупилась. Потом стала голенище сапога сдавливать, будто задушить его хотела. И тогда только до него доперло, что отвечать так было невежливо.

Что значит «некого бояться»? Мол, уж ты-то, Ульянка, такая страшная, что тебе меня вовек не окрутить? Она, конечно, не ахти-вахти, но все-таки женщина. Надо было просто отшутиться, пококетничать с ней, в конце концов, а он, как упырь, себя повел. Потом в качестве извинения он взял за правило хоть что-нибудь Ульяне говорить приятное. Чтобы поддержать здоровую атмосферу в коллективе. А Ульяна существо такое: чтобы ее похвалить, сначала нужно еще хорошо голову поломать — за что. За ровный цвет лица не похвалишь, за умение одеваться тоже. Готовить она не умеет, пару раз приносила пирожки свои, съел только из вежливости. Потом нашелся — буду хвалить ее за чай. Она постоянно на работу травки всякие таскает и заваривает. Он сначала от запахов морщился, но потом привык. Некоторые травы ему теперь даже нравятся. Чай — это вежливо, безопасно и полезно. Но однажды он сказал ей, беря из ее рук очередную вонькую чашку: «Ты прямо ведьма, Ульяна. Признайся, хочешь зельями своими меня приворожить?»

Он всего-то пошутил. Но вы бы видели, как она в лице переменилась. Отпрянула, чай из чашки выплеснулся ей на свитер. Стала вытираться, отряхиваться: «Я просто вам помочь хочу. Гастрит ваш подлечить. А вы — ведьма». Забыть тот случай Василь все не может. Не из-за «ведьмы» она обиделась. Давайте посмотрим на факты трезво. В последнее время Ульяна не то чтобы расцвела — этот цветок уже цвести не будет, — но стала по чуть-чуть охорашиваться. Начали пробиваться в ней какие-то женские ростки. Может, она, конечно, свои травы сама пьет, и они ей помогают цвет лица восстановить. Или научилась пудрой пользоваться, он не разбирается. Свитер у нее, кроме оранжевого, еще один появился. В общем, может, волноваться и не из-за чего, но… Много, много мелочей стало открываться, стоило ему только задуматься. В волосах появилась серебристая заколка. Стала пользоваться губной помадой. Ему раньше следовало догадаться. Выкраивает набойку, а сам на Ульяну косится — смотрит она на него или нет? Может, он ошибся? Она глаза на него вскинет, и странное в них такое выражение… Теперь он боится болтнуть лишнего. И молчать все время тоже как-то неловко. Ох уж эти бабы.

Раньше надо было думать, когда ты, нестарый еще разведенный мужик с бизнесом, брал на работу бобылку. И не просто так она под окнами стояла. Ей не любая работа нужна была, она напрямки к тебе пришла. Что делать теперь прикажете?

Комплименты на всякий случай перестал отвешивать, мало ли, они надежду дают. Ох, Ульяна. Ну как тебе объяснить, что ты зря свое время здесь тратишь?