Арена мрака - Марио Пьюзо Страница 15

Да и Эдди Кэссину делать особенно было нечего.

Каждое утро на минутку заглядывал лейтенант Форте, подписывал бумаги и уходил в управление транспортных операций – посмотреть, как проходят полеты, и потолковать со своими коллегами-пилотами. После работы Моска ужинал с Вольфом и Эдди, иногда к ним присоединялся Гордон – в «Ратскелларе», клубе для американских офицеров и гражданских служащих.

Вечера он проводил с Геллой у себя в комнате.

Они читали, слушали радио, настроенное на какую-нибудь немецкую станцию. С наступлением теплых летних сумерек они ложились в постель.

Музыка из радиоприемника не смолкала в их комнате до поздней ночи.

На четвертом было тихо, но этажом ниже каждый вечер устраивались шумные гулянки. В летние ночи на Метцерштрассе из разных окон гремели радиоприемники, и джипы, в которых сидели американские военнослужащие в защитной форме с симпатичными голоногими немочками, притормаживали у их дома, оглашая всю округу визгом тормозов и девушек. Смех и звон стаканов доносились до слуха случайных прохожих, которые удивленно оглядывали здание общежития и торопливо спешили прочь. А уж совсем под утро можно было услышать пьяную брань Эдди, выяснявшего под окнами отношения с очередной своей подружкой. Иногда гулянки быстро закруглялись, и летний ночной ветерок, который разносил пыльный смрад руин, ерошил листву и шумел в ветках деревьев, окаймлявших улицу.

По воскресеньям Гелла и фрау Майер готовили ужин в чердачных апартаментах домоправительницы – обычно кролика или утку, которых Эдди и Моска покупали на ближней ферме, со свежими овощами оттуда же. Серый хлеб, купленный в армейском магазине, кофе и мороженое довершали меню. Покончив с трапезой, Моска и Гелла оставляли Эдди с фрау Майер наедине и отправлялись на долгие прогулки по городу или в городские предместья.

Они проходили мимо здания полицейского управления, изрезанного серыми шрамами от взрыва, мимо клуба американского Красного Креста:

Моска с неизменной сигарой во рту, Гелла – в его застиранной белой рубашке с закатанными выше локтя рукавами. На площади перед клубом толпились ребятишки и клянчили сигареты и шоколад.

Исхудавшие мужчины в вермахтовских шапках и перекрашенных армейских гимнастерках спешили подобрать окурки, которые время от времени выбрасывали появлявшиеся в окнах верхних этажей американские солдаты. Солдаты лениво глазели из окон, провожая взглядами женщин и высматривая для себя хорошеньких фройляйн, которые медленно прогуливались под окнами взад и вперед, огибая здание вокруг, так что под конец начинало казаться, что они катаются на невидимой карусели: уже примелькавшиеся лица постоянно маячили перед глазами потешающихся зрителей. А теплыми летними вечерами эта площадь напоминала шумный базар, от чего даже забывалось, что сегодня воскресенье, – уж очень не соответствовала здешняя атмосфера обычной для воскресного дня покойной тишине.

Длинные, защитного цвета армейские автобусы и забрызганные грязью грузовики то и дело подъезжали к площади и высаживали солдат, расквартированных в близлежащих деревеньках. Некоторые приезжали издалека – аж из Бремерхавена. Приезжие солдаты были одеты в отглаженные мундиры, а их бриджи были аккуратно заправлены в до блеска начищенные высокие армейские ботинки. Попадались и англичане, которые вынуждены были париться на жаре в своих шерстяных кителях и беретах. Моряки американского торгового флота, производившие странное впечатление драными штанами, грязными свитерами и всклокоченными кустистыми бородами, мрачно топтались у входа в клуб, дожидаясь, пока военные полицейские проверят их документы.

Иногда немецкие полицейские в перекрашенных солдатских мундирах очищали площадь от несчастных попрошаек-мальчишек, сгоняя их в ближайшие переулки, подальше от клуба, и разрешали им сидеть на ступеньках соседнего дома, где располагалось управление связи. Фройляйн чуть ускоряли шаг, совершая свои карусельные прогулки, но их не трогали.

Моска покупал в клубе Красного Креста бутерброды, и они шли дальше, смешиваясь с толпой спешащих в городской парк немцев.

По воскресеньям враги отправлялись на традиционный моцион. Немцы чинно, с достоинством вышагивали, всем своим видом давая понять, что они – главы семейств, многие из них посасывали ненабитые трубки. Их жены толкали перед собой детские коляски, а впереди крутились дети постарше – степенные и словно немного усталые.

Летнее солнце подхватывало пыль, принесенную легким ветерком с развалин, и делало их видимыми, различимыми, ткало из них невесомую паутину, так что казалось – на весь город накинута прозрачная золотистая сеть.

А потом, когда они наконец пересекали красноватую пустыню руин, эту равнину превращенного в прах кирпича и железа, они оказывались среди зелени загородных полей и шли, шли до полного изнеможения, пока не садились где-нибудь отдохнуть посреди заросшего луга. Они сидели, ели, спали и, если местечко было уединенное, занимались любовью, притворившись, что одни в пустом мире.

В лучах заходящего солнца они возвращались в город. На пустыню руин ложились сумерки, и, проходя мимо клуба Красного Креста, они видели выходящих из здания солдат. Победители получили свою порцию бутербродов, мороженого, кока-колы, пинг-понга и профессионального бесчувственного гостеприимства официанток. Оказавшись на улице и словно ощутив себя на улице родного городка, солдаты начинали привычно стрелять глазами по сторонам. Стайки прохаживающихся Фройляйн редели, враги и победители исчезали в грязных переулках, чтобы уединиться в чудом уцелевших комнатах полуразрушенных домов или, если время поджимало, спускались в подвалы. А на площади, уже полностью растворившейся во мраке, оставались только последние, еще не утратившие надежду, дети-попрошайки. Неясная музыка – словно карнавальный оркестр доигрывал последние такты заказанной мелодии – доносилась из окон клуба и ласково омывала темные фигуры на площади, струилась сквозь руины к Везеру, как будто спешила на свидание с тихой рекой, а Моска и Гелла шли вдоль реки, оставляя позади звуки музыки, и смотрели на освещенный луной городской скелет на противоположном берегу.

На Метцерштрассе их ждали фрау Майер и Эдди Кэссин, свежезаваренный чай с печеньем.

Иногда они находили Эдди на кушетке, упившегося до отупения. Но, заслышав их голоса, он тут же приходил в себя. Они пили чай, тихо разговаривали и наслаждались покоем ласковой летней ночи и медленно подступающей дремотой, которая обещала спокойный сон без сновидений.