Душа в черной маске - Марина Серова Страница 14

– А что такого негативного она собой представляет?

– Может, и ничего, но вместе с тем положительного тоже не наблюдается, – сказал Алексей Николаевич.

– Ну а что она конкретно рассказывала об этих людях? Может, были какие-то ссоры? На какой почве?

– Ссор не было, – ответил Абрамов. – Но в этом и состоит сложность. Просто Маша была таким человеком, что наступал критический момент, когда тот, с кем она общалась, переходил какую-то грань. Ту грань, которую она ни в коем случае не могла переступить, она не могла ни принять, ни понять, ни простить. Вот этот момент и наступил. Кто это был, какую грань он переступил – все это вам придется выяснить.

– Она ничего не говорила о конфликтах с кем бы то ни было? – еще раз повторила я.

Абрамов отрицательно покачал головой.

– Вы знаете, я подарил ей пудреницу, – неожиданно после нескольких секунд молчания произнес он.

– Какую пудреницу? – снова оживилась я.

– Это очень занятная вещица, – улыбнулся Алексей Николаевич. – Смотрите сюда.

Он показал на сервант, где были выставлены какие-то старинные вазочки и статуэточки.

– Все эти вещи принадлежат моим предкам. Пудреница тоже была одной из них. Но дело в том, что прадед подарил его своей жене, которая впоследствии оказалась женщиной недостойной. Недостойной! Он был вынужден порвать с ней. А пудреница, маленькая безделушка, впоследствии попала ко мне. Я не буду утомлять вас подробностями, каким образом это произошло, это не имеет значения. Я знал об истории измены жены с каким-то разночинцем-революционером, это печальная история. Поэтому и решил не держать у себя эту вещь. Я подарил ее более достойной представительнице женского пола.

– Вы сочли, что таким образом вещь, как бы это сказать… – Я слегка замешкалась.

– Я подумал, что таким образом эта вещь обретет новую жизнь. Маша была очень рада тому, что она попала к ней. А это, между прочим, фарфор, очень редкий, даже для того времени. Эта вещь могла занять место среди экспонатов музея.

«Интересный факт, – отметила я про себя. – Нужно будет проверить, вошла ли эта занятная вещица в опись имущества, которая наверняка составлялась после смерти Маши».

– Мне очень жаль, что Маши больше нет, – снова погрустнел Абрамов. – Очень жаль. У меня даже есть некое мистическое чувство, что царство несправедливости, которое окружает нас, все более и более ощетинивается, и нет возможности этому противостоять. Даже если придерживаться веры в бога. К сожалению, это так…

Алексей Николаевич снова замолчал и принял очень скорбный вид. И этими словами о вере, и вообще всеми своими речами и даже жестами напомнил мне Любимова. У меня возникло шизофреническое ощущение, что это один и тот же человек, явившийся мне в двух лицах.

– А все же, может, были какие-то намеки в вашем последнем разговоре со стороны Маши? Какие проблемы ее волновали?

– В основном это касалось взаимоотношений с ее Егором, вернее, даже не с ним самим, а с его мамой. Но вы наверняка это и сами знаете.

Я кивнула.

– Ну вот, – продолжил Абрамов. – Я посоветовал ей найти кого-нибудь другого, но Маша, кажется, не захотела про это слышать. Однако… Как мне в один момент показалось, она задумалась. Не знаю, во что это могло вылиться, мы ведь не встречались с тех пор.

– Ну ладно, – вздохнула я, чувствуя, что беседа приближается к своему логическому концу. – А вот такой персонаж, как Василий Рычков. Он упоминался в ваших разговорах?

– Нет, с какой стати! – усмехнулся Абрамов. – Я прекрасно знаю этого юношу. Когда они росли здесь вместе, между ним и Машей было что-то и возможно, а потом, извините, их пути разошлись, их ничто больше не связывало. Поэтому нет смысла даже рассматривать его как возможную кандидатуру… Вы понимаете, о чем я говорю?

– Вы считаете, что он не мог явиться причиной смерти Маши?

– Считаю, что нет. – В голос директора музея вернулась категоричность. – Рычков, конечно, по своему характеру мальчик не сахарный, но с какой стати он пойдет к Маше домой там, в городе, и будет устраивать скандал с мордобоем, а потом выкинет ее с балкона? Нет, это вряд ли… Это кто-то из тех мужчин… или женщин, кстати… кто своим поведением возмутил Машу, и она прямо высказала ему свое негодование. А он в свою очередь вспылил и… – Алексей Николаевич глубоко вздохнул и протянул руку за очередной сигаретой. – В общем, наделал, гад, дел… Это самая правдоподобная, на мой взгляд, версия. Самая правдоподобная! – повторил он для пущей убедительности.

– Что ж, – вздохнула в свою очередь я. – Спасибо вам за беседу. Я, наверное, пойду…

– Вы возвращаетесь в город? – спросил Абрамов.

– Да, мне ведь завтра предстоит продолжить свое дело.

– Так и не посетите музей?

– Увы, просто нет времени…

Алексей Николаевич недовольно покачал головой. Он отвернулся, сделал пару затяжек, а потом снова повернул ко мне голову.

– Вы мне нравитесь, девушка, – неожиданно заявил он. – Я верю, что вы правильно все домыслите и найдете виновного в смерти нашей Маши. Несмотря на то что вы законченная материалистка, а я не очень симпатизирую таким людям, для такого дела, каким вы занимаетесь, это очень даже хорошо. Я прежде всего верю, что вы правильно разберетесь в мотивах. Вы способны на нестандартное мышление. Преступление иногда не вписывается в общепринятые схемы. А вы, похоже, руководствуетесь не только милицейской логикой. У вас есть какой-то свой метод? – проницательно посмотрел он мне в глаза.

– Есть, – улыбнулась я.

«Не буду же я рассказывать ему о костях», – промелькнуло у меня в голове.

– Расскажите, – тем не менее, словно отвечая на мои мысли, попросил Абрамов.

– Вы обещали мне рецепт кофе, – напомнила я.

– Ладно, пускай и то и другое останется нашей тайной, – вдруг решительно, ни секунды не думая, отрубил Абрамов. – Когда раскроете преступление, позвоните мне и скажите, в чем я был прав, а в чем нет. Это очень важно для меня, поверьте…

И он продиктовал мне номер своего телефона. Я попрощалась, поблагодарила за кофе и беседу и вышла.

«Старичок, конечно, чуть двинутый, но над его словами поразмыслить стоит, – думала я, уже садясь в машину. – Возможно, что-то за этим всем стоит. Тем не менее лучше всего доверить дальнейшие события костям, они уж точно не ошибутся».

30+6+22 – вас ожидает унылая, безрадостная работа.

Ну здрасте-пожалуйста! Вот уж порадуют так порадуют. Недорого возьмут. Зато все абсолютнейшая правда. Раз они говорят, что работа унылая, значит, совершенно точно нельзя рассчитывать на блеск, феерию и интерес.