Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Евгеньевич Рябинин Страница 14

Андрей прошел по отсеку, проверил, чем занимаются подчиненные. Все нормально, каждый занят тем, чем ему предписано. Заглянул на стеллажи, где в мешках хранились ИДА-59 (индивидуальные дыхательные аппараты. – АВТ.), все в наличии, перед выходом в море он лично убедился, что баллоны заряжены. Но надо быть начеку. Чуть зазеваешься, что-то сделаешь не так, и глубина тебе отомстит. Подкараулит и в самый нежданный момент безжалостно востребует откупного за халатность. Только щедро платить за это приходится человеческими жизнями. А у подводников ошибка одного может стоить гибели всем.

Из поколения в поколение в подплаве передается история, утверждающая, будто писатель Александр Фадеев, впервые спустившись в лодку, удивленно заметил сопровождавшим его морякам:

– Я понимаю, логично носить часы в кармане, но жить в часовом механизме, по-моему, противоестественно.

Для подлинной истины необходимо добавить: жить в часовом механизме бомбы замедленного действия.

Никому не придет в голову размещать пороховой погреб, к примеру, впритирку с хранилищем бензина. Это глупо и грозит нешуточной бедой. Но примерно такие же несуразицы, причем на правах допустимых, творятся в чреве подводного корабля. Кислород тут находится в убийственном соседстве с маслом, электрощиты под напряжением – с соленой водой, а регенерация – с соляркой. Оружие – это отдельный разговор. Каждая торпеда или крылатая ракета, которых на лодке немало, хранит в себе от 200 до 300 килограммов взрывчатого вещества, именуемого морской смесью и превышающего по эквиваленту обычный тротил в полтора раза. И все это сделано не по недомыслию, глупости или от навязчивой жажды экстрима. Существует острая необходимость плавать под водой глубоко, быстро и скрытно, при этом находясь в постоянной готовности адекватно ответить любому, кто опрометчиво посчитает твою родину целью.

Но аварии случаются, и, к сожалению, нередко. В них, как правило, виноваты конкретные люди, до конца не выполнившие свои функциональные обязанности. И если у Андрея в первом отсеке было все нормально, то в седьмом человеческая беспечность и военно-морской пофигизм уже готовили почву для трагедии…

* * *

…На современных лодках регенерация воздуха, т. е. химическая реакция, связанная с поглощением углекислого газа и выработкой кислорода, происходит автоматически. Специальный агрегат – раздатчик кислорода – периодически подает в отсек этот важный для дыхания газ, уровень которого замеряет газоанализатор. В седьмом отсеке газоанализатор на кислород был неисправен. Об этом знали командир отсека и начальник химической службы, но, как нередко случается, им не хватило времени устранить на берегу этот на первый взгляд не очень серьезный недостаток. В результате постоянный контроль за процентным содержанием кислорода в атмосфере отсека и управление автоматическим включением и выключением самого раздатчика не производились.

Специалисты знают: если неисправен газоанализатор, то сам раздатчик кислорода автоматически закрыться не может. По этой причине содержание О2 в отсеке превысило допустимые параметры и продолжало расти. Если допустимым считается уровень: 21,5 % – 23 % (т. е. на 0,5 % – 2 % выше, чем в земной атмосфере), то в седьмом отсеке он перевалил уже за 30 % и продолжал расти.

При таком высоком процентном содержании кислорода любой, даже самой безобидной в обычных условиях причины было достаточно, чтобы возник объемный пожар.

И такая причина появилась в лице матроса Васи Веретенко. В кормовой части седьмого отсека он как раз в это время лениво прикидывал, что до увольнения оставалась всего неделя, а его ДэМэБовская форма до сих пор не готова. Такую форму флотские «годки» начинали любовно мастерить примерно месяца за три до увольнения. Сие облачение, сильно аляпистое и во многом отражающее эстетический вкус и интеллектуальный уровень его владельца, включало в себя несколько основных элементов.

Во-первых, брюки – ушитые впритирку на заднице, ляжках, коленях и расклешенные до 40 сантиметров снизу. Во-вторых, бескозырка типа «плевок» – маленькая, чтобы помещалась лишь на затылке, с длиннющими лентами ниже спины. На ленты навешивались огромные якоря, тайком похищенные с парадных тужурок офицеров или мичманов, что хранятся в каждой каюте. На самом «плевке» обязательно чтоб была надпись готическими буквами «Северный флот» или, еще лучше, название лодки – «Барс», «Акула», «Вепрь», «Тамбов». Надпись была особенно знатной. Ее густо покрывали лаком вперемешку со светонакопителем, заранее тщательно соскобленным с циферблатов лодочных приборов, светящихся в темноте. Веретенко уже представлял, как он небрежно рассекает в этой форме возле клуба в родном хуторе Верхнедонское, что в Ростовской области, а под руки его держат две местные первые красавицы – Валька Донцова и Танька Евстратова. Красота! Ради этих вожделенных минут Веретенко загубил не один прибор. Одно плохо – еще не готовы пышный аксельбант и погоны. По замыслу на плечах у Василия, над золоченой лычкой старшего матроса, должны располагаться буквы «СФ», также обильно покрытые «приватизированным» на лодке светонакопителем. Но их надо еще спаять, затем отполировать, а уж после этого покрывать составом. Посему следует спешить, это его последний выход в море, так как через неделю домой – в жаркие объятья Вальки и Таньки.

Василий сладко потянулся и засунул руку за кожух кабель-трассы, где у него хранилась заветная коробочка с металлическими буквами. Полюбовавшись вволю этим произведением искусств матросской смекалки и выдумки, Веретенко включил паяльник, который захватил с собой на выход в море, и стал ждать, пока тот нагреется…

…Через полторы минуты в седьмом отсеке атомной подводной лодки уже бушевал объемный пожар большой интенсивности. Произошла разгерметизация системы воздуха высокого давления, что вызвало быстрое повышение температуры и давления. Седьмой отсек напоминал мартеновскую печь, где все живое превратилось вначале в горящие факелы, а затем в скрюченные головешки. В последние секунды жизни Вася Веретенко даже не успел понять, что именно он со своим гребаным паяльником и явился своеобразным детонатором трагедии…

* * *

…Через несколько минут на пульте вахтенного механика загорелась лампочка, сигнализирующая, что температура в седьмом отсеке больше 70 градусов.

– Что за хреновина творится, – возмутился тот. – Вахтенный офицер, запроси седьмой, что там у них происходит?

Пока безуспешно вызывали седьмой по «Лиственнице» (название внутрикорабельной системы громкоговорящей связи. – АВТ.), из шестого доложили, что к ним в отсек просачивается дым, а смежная с седьмым отсеком водонепроницаемая переборка сильно нагрелась. Из седьмого сообщений не поступало. Командир посмотрел на комдива, а тот коротко бросил:

– Нечего на меня смотреть, сам знаешь, как действовать…

– Аварийная тревога! Пожар в седьмом отсеке, – после пронзительного звукового сигнала начал приказывать командир.

Он был старым морским волком, и потому, отдавая верные и нужные команды по назначению рубежей обороны борьбы с пожаром, отсечению от аварийного отсека трубопроводов и гидравлики, продуванию средней группы цистерн главного балласта, надеясь на чудо, оттягивал команду на подачу огнегасителя в седьмой отсек. Если бы в седьмом оставались живые, то этих секунд им бы наверняка хватило, чтобы включиться в ИДА-59 и не погибнуть. Наконец Батя положил свою огромную руку на плечо командира.