Аэроплан для победителя - Дарья Плещеева Страница 14

Кокшаров не сразу понял, что купальной машиной квартальный называет обычную на штранде повозку, в которой купальщиков или же купальщиц по широченной отмели везут на глубину. Их приобретали и содержали местные рыбаки, здраво рассудившие, что камбала в сети идет не всегда, а дачник, притащившийся на штранд из какой-то сибирской тьмутаракани, купаться желает всегда — чтоб деньги за дачу не зря были плачены. Купальная машина в сезон делалась кормилицей целого семейства. Войдя в эту крытую повозку, похожую на домик и обыкновенно выкрашенную в какой-либо яркий цвет, купальщики успевают переодеться и к тому моменту, когда их завезут на глубину, взрослому мужчине по пояс, могут быстренько по лестнице спуститься прямо в воду.

Два Аякса нашли в прибрежных дюнах, возле дома рыбака Акментыня, эту самую повозку. По мнению квартального, с ними были девицы безалаберного поведения, и оба Аякса как раз ради них старались. Они впряглись в купальную машину заместо лошади, выкатили ее на пляж, протащили с полверсты, выволокли на мелководье — очевидно, чтобы подшутить над сидевшими в повозке девицами и заставить их прыгать в воду прямо в модных туфельках и чулочках. Потом, по мнению квартального, они чем-то подкопали мокрый песок под колесами, отчего купальная машина увязла, словно в ухабах и колдобинах. И все это приключение пахло штрафом.

— Очень хорошо, герр Шульц, — сказал Кокшаров. Он уже немного успокоился и думал, как извлечь из безобразия пользу. — Повозка еще в воде?

— Бедный Акментынь пытается ее из воды трудолюбиво изъять.

— Не надо! Вот ему рубль, пусть прекратит! А я сейчас же телефонирую в редакцию «Взморья» и «Рижского курорта». Не каждый день на штранде купальные машины угоняют! Пусть приедут репортеры с фотографами! Пели?

— Весьма громко пели, господин Кокшаров.

— Это хорошо.

Музыка господина Оффенбаха очень хорошо врезалась в память — недаром Стрельский, в юности (коли не врал) игравший Париса в «Прекрасной Елене», практически безупречно запомнил все музыкальные номера и хранил их в голове более тридцати лет. Если дачник, наслушавшись ночных рулад Енисеева и Лабрюйера, невольно примется мурлыкать «Гей-го-го, дочери Зевса, будет выбор мой таков: гей-го-го, дочери Зевса, выбираю я любовь!», то уже недалеко до покупки билетов для себя и своего семейства. А исполняли гуляки не только «Выход царей Эллады», но и все прочее, кроме арии «Любовь-святыня».

Разобравшись с шалостями двух Аяксов и напевая «Мы шествуем величаво, ем величаво, ем величаво…», Кокшаров пошел в беседку. Эта резная беседка стояла в углу двора на возвышении, и оттуда был виден двор соседней дачи, где жили дамы. Кокшарову нравилось завтракать, глядя, как его артистки в самом небрежном виде выскакивают на двор и занимаются хозяйством. Обязанности общей горничной выполняла хозяйская дочь Минна, но стирку тонкого белья и кружев ей не доверяли. Да и какая актриса не умеет стирать кружева, мастерски штопать чулки, а при нужде — и прибить к туфлям подметки?

Владелица дачи, где жил Кокшаров, полная и жизнерадостная фрау Бауэр, сама приносила ему в беседку поднос с завтраком и оставалась выпить вместе с постояльцем чашечку кофе. Ей доставляли из ближайшей кондитерской свеженькие пирожные «кремшнитте», и Кокшаров очень полюбил это лакомство. Заранее радуясь парочке нежнейших «кремшнитте» с желтым и ароматным заварным кремом, он вошел в беседку — и «Выход царей Эллады» завершился каким-то нечеловеческим скрипом в кокшаровском горле.

На полу лицом вверх лежала женщина, закутанная в шаль. Рот ее был полуоткрыт, взгляд — неподвижен, лицо — смертельной серости.

— Эй… — без голоса прошептал антрепренер. — Эй, сударыня…

Но он уже понимал, что женщина мертва.