Контрольный взрывпакет, или Не сердите электрика! - Александр Скрягин Страница 14

В начале девяностых филиал был ликвидирован, и с тех пор в старых Казачьих казармах не было ничего. Ничего, с точки зрения государства.

Но, на самом деле, этот каменный квадрат отнюдь не пустовал. Там обосновалась колония странных людей. В сводках городского отделения милиции Казачьи казармы значились местом временного пребывания лиц без определенного места жительства, а, зачастую, и без всяких документов.

Граждане этой общины были людьми разными. Полуграмотными и образованными. Местными и пришлыми. С судимостями и без.

Добывали они себе на жизнь, чем придется. Устойчивые доходы давала тайга. Обитатели колонии собирали клюкву, сушили грибы, срезали с деревьев помогающий от рака лечебный гриб – чагу.

Была у колонии и своя закрытая экономика. Она состояла в занятиях самогоноварением, мелком, а иногда и не мелком воровстве, и предоставлении желающим специфических услуг, оказываемых женщинами.

Всего в замкнутом четырехугольнике постоянно обреталось человек двадцать обоего пола.

Возглавлял этот сброд могучий человек с вьющейся рыжей бородой по прозвищу Капитан. Так его называли за зычный командный голос и белую фуражку с большим якорем на лбу. Капитан не был местным. Откуда он пришел, кормиловцы не знали.

Личных качеств Капитана хватило, чтобы не признающие над собой никакой власти жильцы бывших казарм, его власть все-таки признали. Эту власть с ним разделяла его подруга. Сохранившая привлекательность полная сорокалетняя дама, с внимательными черными глазами на бледном тяжелом лице. Была она профессиональной гадалкой. В городе ее называли Лерой.

Полное имя Леры было – Валерия Леонидовна Цеклаури. Она являлась уроженкой Балаклавы, имела среднее специальное образование – медицинское училище по отделению акушерства и гинекологии. Дважды была замужем. Детей не имела. Была трижды судима за мошенничество, подделку документов и незаконное предпринимательство.

Во владения этих граждан и направлялся майор Бебут.

В середине длинного двухэтажного здания зияла низкая полукруглая арка. Когда-то ее намертво запирали клепаные стальные ворота с калиткой для пешеходов в одной из створок. Теперь ворота были всегда открыты и уже вросли нижними краями в землю. Да они и не были нужны. Вход посторонним в казарменный двор закрывала преграда более надежная, чем самые крепкие ворота. Страх.

И нельзя сказать, что он был совсем беспочвенным. Ангелов здесь не было. Хотя и законченных отморозков тоже. Бандитов и мокрушников Капитан на свое судно не допускал.

В окне, расположенном над входом, Бебут заметил дозорного.

Майор прошел под толщей арки, пробитой насквозь в толще старой казармы, и оказался во дворе. Никто его не остановил.

Идти по твердому, будто броневая сталь, булыжнику было непривычно. Казалось, полированные головки камней, так и норовят оттолкнуть привыкшие к мягкому асфальту ноги и швырнуть избалованного цивилизацией пешехода на бугристый панцирь двора.

Окинув взглядом стены казарм, майор заметил среди длинных рядов пустых оконных проемов несколько рам со стеклами. Видимо, там обитали любители, если не комфорта, то тепла.

В одном из углов двора живо потрескивал костер. Над ним висел большой медный котел. У костра хлопотали маленький сморщенный мужичок и полная немолодая женщина, похожая на цыганку. Рядом на покрытом клеенкой ящике лежали красные бокастые помидоры и толстые, как снопы, пучки огородной зелени. Оттуда по всему двору растекался домашний запах лаврового листа и вареного лука.

Недалеко от костра рос тополь. Его ствол был в диаметре со слоновью ногу, а крона поднималась выше казарменных крыш. Листья дерева лениво поворачивались от слабого ветерка. Под тополем стоял плетеный дачный столик. За столиком сидели четверо мужчин и молча бросали друг другу карты.

Чуть в стороне молодая особа в предельно короткой юбке что-то строго втолковывала высокому лбу с обнаженным торсом. Его плечи и бицепсы покрывали синие рисунки тюремного жанра.

Ни повара, хлопочущие у медного котла, ни игроки в карты, ни беседующая пара не обратили на Бебута никакого внимания и даже не взглянули в его сторону.

Никем не остановленный, он пересек двор и приблизился к входу в корпус, противоположный зданию со сквозной аркой. Дверей здесь не было. Он вошел в каменный проем и сразу остановился. Перед ним стояли два серьезных аборигена.

– За нами, гражданин хороший… Капитан велел проводить. – с фальшивой лаской произнес один из них.

Под ногами громко хрустел битый кирпич.

В длинном коридоре второго этажа было сумрачно. Только в некоторых местах на пол падал свет из оконных проемов тех комнат, где не было дверей. Метров через двадцать они подошли к перекрывающей проход старой железной двери. Один из провожающих открыл ее, с усилием потянув за толстое железное кольцо.

Перед ними открылась часть коридора, в которой было еще темнее. Пустых дверных проемов здесь не было. Свет падал только через узкое окно-бойницу в конце коридора. Это окно имело застекленную раму.

Бебут и конвоирующие его аборигены остановились перед деревянной дверью, выкрашенной белой масляной краской. Высокой осторожно постучал.

– Капитан, это мы! Привели! – произнес он, обращаясь к двери.

Ответа не последовало.

Конвоир снова постучал.

За дверью послышался какой-то звук, но дверь не открылась.

Сопровождающий приблизил лицо к двери и громко произнес:

– Батя! Ты у себя?

Дверь медленно отворилась. На пороге стоял рыжебородый гигант в белой фуражке с якорем. Он внимательно оглядел пришедших своими необычными глазами. Белки у них были большими, как теннисные шарики и отливали синевой, а зрачок посреди серой радужной оболочки – совсем маленьким, как поставленная острым карандашом точка. От этого казалось, что его глаза кололи того, на кого он смотрел.

– Когда суп дойдет, позовете! – обратился он к Бебутовским конвоирам и, отпуская, махнул рукой.

– Входи! – сказал он Ермолаю.

Капитан посторонился. Майор вошел.

Бебут оказался в небольшой комнате с застекленным окном.

Комната совсем не производила впечатления обиталища бомжей. Скорее наоборот. В ней чувствовался домашний уют.

Окно наполовину закрывали плотные шторы цвета потухающего огня. Стены украшали свежие бумажные обои, а над широкой кроватью висел большой красно-белый ковер.

Один из углов закрывала высокая ширма. На ее шелковых створках поджимали ноги, японские журавли.

Везде, где можно, чья-то рука пристроила вышитые накидки и кружевные салфетки. Это выдавало женское присутствие.

Когда Ермолай вошел, женщина находилась за ширмой.

Она неторопливо выплыла оттуда и подошла к майору.

На ее полных плечах был наброшен большой пестрый платок. Высокая белая шея хозяйки еще оставалась гордой, хотя ее перечеркивали две глубокие поперечные морщины, говорящие о пересечении женщиной двух рубежей – в тридцать и сорок лет. Отвлекая от них внимание, лежали на груди многочисленные кольца бус из маленьких красных камешков.