Мешок с неприятностями - Марина Серова Страница 14

Собрав в кулак все оставшееся при мне на этот час самообладание, я освободила руки и встала из-за стола.

— Посиди здесь, капитан. Я сейчас оденусь.

Нужный эффект был обеспечен: Гарик вытаращил глаза.

— Оденешься? Это еще зачем?

— Ну, не ехать же мне к полковнику Колесниченко в домашнем халате! Тем более что у него сегодня юбилей.

— Что ты несешь?

— Я говорю, что мы поедем сейчас в твое управление на Московской, где ты оформишь мое задержание по всей форме. И так же по всей форме снимешь показания. С протоколом, с моей подписью на каждой странице — все как положено. Чтобы завтра моему адвокату..

— Э, погоди-ка!

— ..чтобы завтра моему адвокату Степе Фридману было чем заняться. Можешь не сомневаться: он раскрутит дело с моим незаконным задержанием так, что твоему Колесниченке мало не покажется! Так что кончайте базар, товарищ капитан, — и вперед. Надеюсь, вы на машине? Не ехать же мне на своей на собственный допрос!

Не дождавшись ответа — ночной гость, свирепо вращая очами, давился каким-то сложным набором междометий, — я развернулась и выплыла из кухни с гордо поднятой головой. Хуже всего, если он нагонит меня по пути в спальню и начнется потасовка: тогда сам дьявол не ведает, чем все это может разрешиться!

Но нет… Потрясение от моего эффектного выхода оказалось таким сильным, что замедлило даже реакцию Папазяна, обычно молниеносную. Он еще только вскочил с табуретки, когда за моей спиной щелкнул дверной замок.

Навалившись на дверь всей своей тяжестью, я слушала, как Гарик мечется по кухне, что-то сшибая на пути и остервенело ругаясь по-армянски. Хорошо уже, что он сразу не кинулся крушить мое убежище.

А мог бы — больше всего Гарик Хачатурович не любит, когда его переигрывают по очкам.

«Не спеши, Таня дорогая: ты еще его не переиграла, разве что первый тайм выиграла. Возьмет сейчас и скажет: „Ну, едем, ара! Что ты там возишься?“ Вот будет весело!»

Я машинально вытащила из шкафа первую попавшуюся одежду и без сил рухнула рядом с нею на кровать. Разумеется, я блефовала. Стоило лишь Гарику сделать то, чем до него стращал меня внутренний голос, и я вышла бы полным банкротом. Какое уж там «незаконное задержание»… Степе Фридману пришлось бы готовить мою защиту в суде!

Но и Папазянчик блефовал тоже! Я это знала, я это чувствовала. За пять или шесть лет знакомства, очень быстро переросшего в дружбу, я изучила этого парня как самое себя. И даже лучше: в женщине всегда есть место загадке, тогда как мужик, даже самый неглупый, — это только мужик! Его психоэмоциональное устройство достаточно примитивно, а поступки предсказуемы — конечно, если задаться целью их предсказать. Он может действительно считать себя пупом земли и всерьез относиться к титулу «лучший сыщик всех времен и народов», кстати придуманному мной исключительно в целях воздействия на непомерное тщеславие капитана грубой лестью. Однако он и представить себе не может, бедняга, что он — всего лишь подопытный кролик в экспериментальной научно-практической лаборатории женской хитрости!

Ах, если б только Гарик Хачатурович мог предположить, сколько «приливов» и «отливов» совершила его горячая южная натура лишь потому, что так было угодно мне… А главное — сколько раз я бессовестно эксплуатировала его профессиональный гений в своих узкокорыстных интересах.

Никуда он меня не повезет, конечно. Это вообще не его функция! Однако стервец что-то пронюхал, это ясно. Пронюхал — и берет меня на понт, хочет вытрясти правду, пока я тепленькая. Это скверно. Очень скверно! Я, как никто другой, знала: с Папазяном можно шутить до тех пор, пока он не начинает подозревать тебя в сокрытии информации, представляющей интерес для следствия. Но как только заподозрит, что из него делают лоха, — шутки кончаются, и тут из экспериментатора очень легко можно превратиться в беззащитного кролика.

Наконец шаги проскрипели по коридору, и «лучший сыщик всех времен и народов» три раза стукнул кулаком — не слишком, впрочем, сильно — в дверь моей опочивальни. Ага, вот и второй тайм…

— Эй! Выходи, слышишь?