Очаровательные глазки. Обрученная со смертью - Виктория Руссо Страница 14

Акулина сидела на кровати в комнате, которую ей любезно предоставила баба Аксинья. Черноволосая женщина стояла напротив и пристально рассматривала гостью, уткнув руки в боки. На ней было темно-синее благородное одеяние, но оно совсем ей не шло. Цыганка, в глазах которой полыхало пламя чувств, блекла в скромном платье, пусть даже из очень хорошей ткани. Как рояль в чехле: все знают, что под тканью находится прекрасный музыкальный инструмент, но возникает вопрос: пригоден ли он для воспроизведения прекрасных композиций?

Шанита устроила допрос Акулине и почти час ее пытала, задавая различные вопросы.

— Ты пришла за моим сыном? — с волнением спрашивала женщина.

— Я же вам говорю: он мне помог на улице. Я была почти без чувств, и если бы не ваш Сашенька…

— Зачем ты называешь его по имени! Остановись, смерть! Застынь! Оставь моего мальчика в покое!

Данное обращение очень задело Акулину, она чувствовала себя подавленной и хотела поскорее сбежать прочь из дома, который был приветливый и теплый, но мигом остыл с появлением цыганки — Шанита охладила его ледяным недоверием.

— Послушайте, просто дайте мне уйти прочь! — умоляла гостья. — Мне ничего не нужно ни от вас, ни от вашего сына! Я благодарна вам. Вы сумели воспитать такого… удивительного человека! Неравнодушного к чужому горю!

Последние слова немного смягчили вспыльчивую цыганку, похвалу любимому ребенку она не могла игнорировать, потому как души в нем не чаяла и считала его самым лучшим сыном на свете.

— Я не зверь, — произнесла Шанита спокойно. — И не выгоню тебя на улицу, зная какой недуг в твоей голове.

Акулина покорно склонила голову и готова была рассыпаться благодарственными словами, но женщина запретила ей что-либо произносить, продолжив:

— Ты можешь находиться здесь. Но тебе придется играть по моим правилам…

— Но я не играю…

Лицо цыганки приблизилось к Акулине так близко, что она почувствовала ее дыхание.

— Если ты не играешь — то тебе нечего бояться. Ты ведь благодарна той женщине, которая тебя приютила? — произнесла Шанита, а после того как напуганная Акулина кивнула, продолжила: — Я ей тоже благодарна! Очень! Как ты думаешь, много ли человек захотели когда-то взять в дом оборванную цыганку, держащую за руку светлоглазого мальчика? Эта святая женщина впустила нас и отказалась от оплаты. А сейчас она попросила меня быть доброй к тебе. Так оно и будет. Ты останешься здесь, но я за тобой буду наблюдать.

Входная дверь хлопнула, и женщина распрямилась, обрадовавшись, на ее глазах выступили слезы счастья. «Мой сын», — выдохнула она и ринулась к двери, но, прежде чем покинуть комнату, она остановилась у двери, обернулась и негромко произнесла:

— Знаешь, что я вижу, глядя на тебя? Ты — неплохой человек, но у тебя есть темные тайны и это меня беспокоит. А еще я чувствую опасность. Вместе с тобой в наш дом вошла смерть. Я это почувствовала сегодня утром и поспешила приехать. Отдыхай, но мы еще поговорим.

Дверь захлопнулась, и напуганная Акулина уставилась на противоположную стену, некоторое время она сидела не двигаясь. Слова Шаниты: «Вместе с тобой в наш дом вошла смерть», постоянно кружили в ее голове, как заевшая пластинка. Она знала, что это связано с чертовым колье, проданным Зинаиде. Видимо и Акулина стала частью проклятья.

— Что же мне делать? — шептала девушка в пустоту комнаты. Она слышала, как в коридоре любящие мать и сын осыпают друг друга благодарностями за то, что имеют счастье видеться. Это было трогательно до слез, и в свете их восторга Акулина отчетливо видела пустоту своей жизни.

В ее голове снова возникли мысли бежать прочь. Неважно куда — главное, подальше от этого очага благополучия, который своим теплом растапливал ее, превращая в жидкий воск. Акулина боялась превратиться в маленькую безысходную лужицу, не пригодную к дальнейшему употреблению. «Но куда я побегу? И что, если мое проклятие всегда будет со мной?». Девица вспомнила, как баба Аксинья предположила, что мать Сашеньки сможет помочь разобраться ей в ситуации неведенья. Возможно, Шанита была ее единственным шансом, благодаря которому она сможет «прозреть».

Ночь никак не заканчивалась. Акулине казалось, что за три дня страданий, вызванных уходом Василия, она выспалась на всю жизнь вперед, поэтому, ворочаясь с боку на бок, молодая женщина мучилась на облаке-перине, тихо ворча: «Даже рай может стать приторным!».

Завтрак прошел в тишине. Все чувствовали себя в чем-то виноватыми, даже Шанита. Она сидела, как царица во главе стола и не сводила глаз с незваной гостьи.

— Сашенька, как твои успехи? — произнесла, наконец, цыганка. — Вчера мы так и не поговорили, было поздно!

— Константин Александрович меня похвалил! — радостно заявил юнец, просияв.

— Мой сын мечтает стать артистом, — улыбнувшись, произнесла она, не сводя с Саши ласкового взгляда. — Берет уроки у знаменитого на весь Петербург артиста из Александрийского театра. Вы, наверняка, слыхали о великолепном комике Константине Варламове! Вы бывали в театре? — произнесла Шанита, пронзительно глядя на Акулину, у которой от этого внимания холодело все внутри.