Дело о таинственном наследстве - Татьяна Молчанова Страница 14

«Приехал веселый, вино пил, в карты играл, гостей подзадоривал, выслушал отцовское признание, после как пробка из дома вылетел, прискакал к себе и застрелился? – задавал вопросы голосок. – Как-то следствие с причинами не сходятся. Может, что-то случилось после?»

«Не могу я здесь сидеть и ждать», – решила, поднимаясь с земли, Наташа.

– Иван, седлай Анютку! – закричала она и спустя 10 минут уже мчалась верхом по направлению к усадьбе Феофаны Ивановны.

* * *

В это время несколькими верстами левее Маврюшино, в Порхове, в одном из маленьких и приятных трактиров сидел и напивался немолодой, лет 45, господин. Сюда часто приходили вот такие вот господа. Заведение было чистым, тихим. Здесь часами можно было сидеть, не замечая никого и не будучи никем замеченным. Господин имел бледное отекшее лицо, некогда, видимо, достаточно приятное и веселое, о чем свидетельствовали многочисленные морщинки у глаз. Сейчас же одну половину лица постоянно передергивал тик. Глаза были красны, чего не скрывали нелепо сидящие на переносице очочки. Господин то силился улыбнуться, то кривил рот, как будто вот-вот разрыдается. Мысли его тоже явно тревожил тик: «Ну, раз так, то мы ничего не можем сделать. Нам Бог сказал – мы идем. Все там будем, какая разница как. А мы это постепенно, по одной щепочке, с молитвочкой – оно и исполнится. Что же ему теперь вечно там быть? А мы для пользы, сиротку там побалуем».

Господин заказал еще полбутылки вина.

«Вот только силы в дырочку какую-то уходят. Мысли путаются… Что-то сегодня должно закончиться. Одно сегодня – через два дня второе. Да, через два дня. И получим мы все. И успокоимся».

Странное видение возникло вдруг перед мысленным взором бледного господина. Лицо какого-то благостного старца медленно превращалось в козлиную морду. Радостно улыбаясь, она вгрызалась с хрустом в чьи-то нежные косточки. Козел давился, рыгал, но продолжал пожирать пришедшееся по душе лакомство, подмигивая – присоединяйся, мол, к угощению. Нажравшись, морда приблизила свою пасть вплотную к уху господина, так что тот отчетливо почувствовал смрадный запах, и проблеяла:

– Крепитесь, дорогой мой, не вы первый, не вы последний. Зато сгниете в шелка затянутый и золотом обсыпанный!

Видение исчезло. Обессиленный этим жутким зрелищем господин, занесший было руку для сотворения крестного знамения, бессмысленно уставился в стенку.

* * *

Дом Феофаны Ивановны, как ни странно, был тих. Наташа бросила поводья подбежавшему конюху и, вихрем взлетев по ступенькам, распахнула дверь. Первое, что она увидела, была кухарка Зинаида, весело тащившая самовар. При виде Наташи она поставила ношу на пол и разрыдалась, голося: «Ох, граф, ох, Сашенька!» Затем, резко успокоившись, ловко подхватила пузатый самовар за ручки. Весело улыбнувшись Наташе и что-то напевая себе под нос, потащила его дальше.

– Господи, Иисусе Христе! – перекрестилась Наташа и, подняв глаза, почувствовала дурноту: спускавшаяся с лестницы горничная Дуняша несла таз, полный кровавых бинтов, при этом тоже что-то напевая. Проходя к двери на улицу мимо Наташи, Дуняша вдруг сделала несколько танцевальных па и с криком «Аллилуйя!» вывалилась во двор.

«Или они здесь все с ума посходили, или я. Скорее всего, второе!» – подумала Наташа, поднося ко лбу испачканную от сидения на земле руку, и тут же ее опасения подтвердились. Сверху со словами: «Давно так не смеялся!» – спускался доктор, а за ним… живехонький граф. Вихрь вопящих голосов грянул с неистовым воодушевлением в Наташиной голове, и девушка потеряла сознание.

Придя в себя, она расплывчато увидела перед собой запотевшие от волнения очки доктора и белое лицо отца.

– Папочка! – прошептала она сухими губами, чувствуя железный привкус во рту.

– Наташенька, девочка, очнулась! – забормотал Николай Никитич. – Ну что же это ты вытворила опять, ну зачем прискакала? Столько волнений за один вечер. Зачем ты сюда?

Доктор шикнул на Николая Никитича, требуя тишины, и принялся считать Наташин пульс.

– Здоровехонька! – закончив счет, сказал он. – Испугалась только чего-то, вот и обморок вышел.

«Как это чего-то?» – подумала Наташа, и взгляд ее заметался по комнате.

– Граф… – прошептала она.

– Ах ты господи, – засуетился доктор. – Да жив граф, жив!

– Почему? – удивилась Наташа, еще, видимо, не совсем пришедшая в себя.

– Я сейчас все расскажу! – отодвинул доктора Николай Никитич. – Ты вот чаек пей, – попросил он, передавая пахнущий ромашкой стакан, – а я все объясню. – Подождав, пока Наташа сделает первый глоток, он поправил ей подушку и тут уже, не удержавшись, громко досадливо крякнул: – Дворовые у Феофаны балбесы – вот что это такое! Услышали звук выстрела в саду, интересно стало, в кого это барин вечером стреляет. Прибежали, увидели – граф на земле лежит, голова в крови – вот и свихнулись все. Хоть Максимка догадался за доктором поскакать. А догадаться к графу подойти ни у кого до нашего приезда ума не хватило!

– Хорошо Феофана с Антоном Ивановичем у кого-то в гостях засиделись, а то один бы труп в этом доме мы бы точно нашли! – прокомментировал задумчиво доктор.

– Так что же случилось? – спросила отца Наташа.

– Ты пей, пей. Граф, видишь ли, на ночь действительно отчего-то пострелять отправился. Нам сказал, что глазомер в сумерках интереснее проверить. Вот и проверил – пистолет у него в руках и взорвался! Обожгло руку, поцарапало висок, ну и сознание ненадолго потерял. Ничего более. Мы с доктором прискакали, наклоняемся над ним, думаем, полчерепа у красавца снесло. Гм. Прости, душа моя, – смутился Николай Никитич. – А граф этак томно глаза открывает, помолчал, а потом и говорит: «Вы бы, доктор, очки сменили, а то я в первую секунду решил, что на тот свет попал, так страшно они вам лицо портят!»

Доктор, как раз в эту минуту протиравший очки кончиком салфетки, беззвучно затрясся от смеха.

«Так вот отчего они на лестнице смеялись, – поняла Наташа. – Как хорошо!.. Граф жив, не застрелился, не умер!» Она почувствовала, что рада так, как будто Орлов был ей очень родным человеком, так, как будто…

«Ох, нет, – оборвала она себя. – Нет, нет!»

И, чтобы заглушить появившиеся мысли, привстала на подушке, и спросила, где граф. А тот уже входил в комнату… Поклонившись, он вопросительно, как и при первом знакомстве, глядя чуть исподлобья, произнес: «Наталья Николаевна?»

– Я так рада, что с вами все хорошо! – ответила Наташа. – Вы уже дважды спасенный!

– Да, милейший, – вмешался Николай Никитич. – То вы под лошадью чуть жизни не лишаетесь, то пистолеты у вас в руках взрываются. Господь, что ли, осерчал на вас? Осторожней надо быть. Молодой ведь… И кстати, на вашем месте, я бы в суд подал на мастеров этих оружейных.

– В Англию придется ехать, Николай Никитич, там этот револьвер был сделан.

– Да хоть в Америку, это же подсудное дело во всем мире! Ведь действительно убить могло!