Ищите девочку - Алексей Макеев Страница 14

Ружьишко дрогнуло, опустилось. Человек отступил и состроил что-то вроде приглашающего жеста.

– Проходи, коль надо, добрый молодец, какой мне резон тебя бояться?

Он поспешил воспользоваться радушием хозяина, вошел в «горницу», тщательно вытерев ноги. Снял хрустящий капюшон, огляделся.

Обстановка, конечно, убогонькая. Из примет цивилизации – миниатюрный «Изумруд» – на колченогом столе. Стул без спинки, топчан со скатанным одеялом, обсыпающаяся печь, на печи сковорода, груженная толсто резанной картошкой. Пол скрипящий, стены обшиты досками. Тряпье полезное и бесполезное в одной груде. Да и сам сторож – пожилой отшельник, ксенофоб и неряха – отодвинулся к топчану, двустволку вроде опустил, но на гвоздик не повесил, смотрел зорко из-под кустистых бровей, физиономия морщинистая, дряблая, кепка на уши натянута, на пальцах вместо ногтей – комковатые роговые наросты. Глазки настороженные, неприветливые.

На дачного воришку Максимов вроде не тянул. Иной типаж. Миролюбие из всех отверстий. Расслабился местный отшельник, скривил что-то вроде улыбки.

– Ужинать будешь, гостюшка? Жареха аккурат к тебе поспела.

– Спасибо, – мотнул головой Максимов. – Сыт уже. Я на пару минут, мил-человек. Тут дело-то какое? Я в соседнем садоводстве проживаю – «Топольке» («Не ошибся ли с названием?» – промелькнула пугающая мысль). Домик у меня там свой – каменный, со всеми удобствами. И защита от шпаны по последнему слову. Вот, решил с недельку пожить, от города отвлечься… А утром верный камрад должен был на тачке прирулить – прождал я его весь день, а камрада нет. Из города вроде выехал. Теперь боюсь, а вдруг не доехал, адресом ошибся, попался кому под горячую руку… Я спросить зашел, мил-человек, не проезжал ли кто сегодня? Вспомните, если не трудно.

Мужик задумчиво почесал кепку, прищурился недобрым глазом. Поверил ли в этот бред или сообразил, что по ушам ездят, – сыщика не беспокоило. Авось не выпалит.

– Камрад, говоришь, верный заплутал? – хмыкнул сторож. – Ну-ну, парниша. А тачка-то у него какая?

– Зеленый «Мицубиси», – с готовностью отозвался Максимов. – Кузов типа седан. А сам такой высокий, на штык похож, борода окладистая.

– Извиняй, – развел руками сторож, раздвигая в ухмылке желтозубый рот. – Крест во все пузо – никто зеленый не забредал. А на штык ли похож, на коромысло – уж тем паче не знаю. Проезжала по утряне одна машина, но на цвет и шофера я не смотрел, занят был. Свои проехали, кто еще? А потом полдня в подполье возился, так что не знаю, выезжала ли машина. А поселок пустой, нет тут никого.

– И не страшно вам тут? – покосился на углы, напичканные отрицательной энергией, сыщик. – Одному-то на льдине. И собачку, как нарочно, куда-то подевали.

– На вязку собачку отдал, – объяснил сторож. – Знакомый из города приехал, попросил на два дня. У меня здоровый такой кобелина, среднеазиатских кровей. Гусаром кличут. А бояться здесь, парень, нечего – живу, как видишь, не в роскоши. Да и поселок не из фешенебельных. Редко ворье забредает. Нечего тут красть – летом всё давно украдено… А ты точно жрать не хочешь? А то давай пожуй картошечки, составишь мне компанию. Без водочки, правда.

– Спасибо огромное, – от души поблагодарил Максимов. – Не хочется что-то.

Шел дальше, гоня панические мысли. На такого «минотавра» надежды мало – он сторожит лишь ареал собственного обитания. В подобных забытых товариществах дачники сами страхуют свое имущество. Сами и воришек пойманных линчуют. Масса случаев, когда разъяренная толпа самосудом расправляется с незадачливым ворьем! Кого-то в муравейник зароют и выбраться не дают, пока на коже живого места не останется; кого-то на заборе распнут, собакам на потеху – и висит такой христосик, корчится, покуда в мир иной не отправляется; третьих в землю по шею зарывают – без воды и питья, зато в душевной компании комаров и мошек. Богатая фантазия у народа…

Окраинные дома остались за спиной. Грязь хлюпала под ногами. Он встал, покурил в рукав, восстанавливая в памяти дорогу со слов студента Олейника. Видимость – не больше пятнадцати метров. Ограды, голая акация, кое-где елочки, сосны, а между ними – островерхие крыши. Забрался по собственному желанию… А фонарь включать боязно. Где-то должен быть отворот в узкий переулок – ломаный проход в глубину поселка. По этой тропке ходят те, у кого машин нет. А у кого есть, проезжают дальше, огибая практически весь поселок, а затем поворачивают на сто восемьдесят…

Он выбросил окурок, прижался к хлипкому забору и медленно отправился дальше, всматриваясь в темень. Переулок обозначился шагов через пятьдесят: зазор на ширину плеч. Под ногами форменная топь – поскользнулся, едва не грянув носом, вовремя схватился за штакетины. Дрожь прошлась по шатким заборам. Выждав пару минут, тронулся дальше, чувствуя, как вечерний озноб начинает потряхивать позвоночник.

Переулок вывел Максимова на внутреннюю улочку, где грязь стояла буквально по колено. Забавная мысль поселилась в голове: а как похитители собираются вывозить девочку? Приехать сумели, дожди еще только начинались, а ведь к завтрашнему дню, если дождь не угомонится, окончательно развезет – проехать можно будет только на танке…

Если верить описанию Олейника, эта улочка называлась Луговой, а до Овражной – еще два переулка и железнодорожная цистерна на сваях, не заметить которую просто невозможно. Он снова прижался к забору, взгромоздился на внушительного диаметра трубу, пролегающую вдоль дороги, – хватит уж издеваться над модными итальянскими ботинками! Прошел по этой трубе пару участков, пока дорогу не загородил мощный куст сирени, вылезший из ограды. Пришлось спуститься, погрузиться по щиколотку в грязь.

В этот миг Максимову и почудилось, будто сзади чавкнуло…

Только грязь может чавкнуть. Под ногами. Он застыл – одним ботинком на трубе, другим в тягучей жиже. Противной змейкой поползла по спине дрожь… Кто-то идет за ним? А вот это уже действительно жутковато. Стоит ли оглядываться?

Он опустил в грязь вторую ногу, сделал несколько шагов, встал. Тишина. Только дождь молотит. Если был поблизости человек, то он тоже встал. Пройдя сирень, он снова взгромоздился на скользкую трубу и отправился дальше. Нырнул в первый попавшийся переулок, а дальше побежал, шлепая грязищей. Влетел на какую-то улочку (наверняка Овражная), засек колонку под кустами, метнулся к ней. Скрючился в три погибели, замер.

Впервые посетила мысль, что дело сложнее, чем кажется. Или труса на старости лет празднует? Обстановка действует разлагающе? Он просидел, прижавшись щекой к холодному чугуну, минут пять, но из переулка никто не вышел. Дождь усиливался. Ветер завывал порывами, теребя акацию над головой. Померещилось.

Он сидел неподвижно, пока не онемели подвернутые ноги. Встал, отправился дальше. С улочкой снова промахнулся. Никакая не Овражная – Лесной проезд – уверяла надпись белой краской на дощатом заборе. Постоял, прижавшись к забору, проницая темноту, пока совсем не успокоился. Тронулся далее, свернул в очередной проулок, привычно промесил грязь и угодил на третью от протоки улицу, которая, к вящей радости, и оказалась Овражной. Дом три – подсказала табличка. Справа – первый. Дачка под номером одиннадцать – слева. Ее уже видно, если переместиться на другую сторону дороги…