Лететь выше всех - Керри Гринвуд Страница 14

Амелия и чай прибыли одновременно. Фрина взяла чашку и заметила:

– Вы проявляете настоящее мастерство, Амелия. Не продадите ли мне некоторые из ваших работ? Я только что переехала в новый дом и как раз заканчиваю оформление.

– Я не могу их продать, это всего-навсего рисунки. Возьмите что вам понравилось, мисс Фишер. Мне будет приятно, что мои работы висят в вашем доме.

– Зовите меня просто Фрина. Нет-нет, я настаиваю на оплате. Не хватает еще, чтобы говорили, будто я использую вас: ведь я наживу на них целое состояние, когда вы станете знаменитой.

– Берите что вам приглянулось, – зарделась Амелия. – По пять фунтов за каждую – столько обычно стоят ученические работы. Вам они правда понравились?

– Да, – кивнула Фрина, торопливо перебирая работы. – Ваши профессора, должно быть, говорили вам, что у вас необыкновенный талант к портретам. И эти рисунки кошек тоже замечательные. Случалось вам видеть лист с рисунками Леонардо, где он изобразил, как кошки превращаются в драконов? Кошек очень сложно рисовать. А на ваших рисунках чувствуется, что под кожей есть скелет, и мех тоже отлично выписан. Пожалуй, я возьму кошек, их можно будет повесить на лестнице, и вот это изображение самолета, «Бабочки Шелкопряда», выполненное мелом. Я училась летать на таких – замечательная машина. И еще детей, хотя они немного подражательны, не находите? Вы любите детей?

– Да, люблю. И хочу завести побольше. Теперь, когда отец… когда отец умер, у меня будут свои деньги, и мы с Паоло сможем пожениться. Мы купим дом в Карлтоне, возле галерей, там будут две мастерские – для него и для меня, и много детских комнат.

– А почему вы не поженились раньше? – поинтересовалась Фрина, добавляя к своей стопке портреты Паоло, Билла и Изолы.

Амелия ответила уклончиво:

– Паоло хотел. Он вполне обеспечен материально, он сын промышленника. Хотя отец и лишил его наследства, он получил деньги от матери. Но я сама не была уверена и хотела…

– Убедиться. Как давно вы знакомы?

– Два года. Теперь-то я уверена. Но отец говорил о Паоло такие ужасные вещи и даже нанял сыщика, чтобы тот ходил за ним и разведывал, не спит ли он с другими женщинами.

– И что же?

– Так и есть, но для меня это не имеет значения. Я знаю, что он любит меня. Паоло вложил в меня столько трудов, что не может не ценить меня. Всегда дорожишь тем, к чему приложил больше всего стараний. Вот хоть этот портрет отца. Я его ненавидела.

Но, чтобы сделать портрет, мне надо было взглянуть на него иначе – с непривычной стороны: я изучала его как модель, а не как своего мучителя. После этой работы я перестала его бояться. Пока я его рисовала, он словно утратил власть надо мной.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – кивнула Фрина. – Могу я взять и этот портрет? Или вы хотели бы оставить его себе? Если не брать в расчет портрет Паоло, эта ваша лучшая работа.

– Забирайте его. Я собиралась его сжечь.

– Было бы обидно потерять его, – возразила Фрина. Она убрала отвергнутые работы назад в портфолио и выписала чек.

– А не согласились ли бы вы взять заказ, – добавила она. – У меня есть портрет обнаженной женщины в полный рост, возможно, вы заметили его…

– Да. «Источник». Это ведь вы сами. Немного похоже на прерафаэлитов, но талантливо. Вы хотите что-то ему в пару?

– Да, мужской портрет в той же позе. Вы рисуете обнаженную натуру? Или еще не начали?

– Да, но это сложно. Маслом? И того же размера? Дайте мне размеры, и я попытаюсь сделать что смогу. Я не писала еще больших картин маслом. Отец никогда бы не дал мне денег на такое количество красок, а студентам не разрешается продавать свои работы. Я знаю одного акробата, он иногда позирует – отличное тело, сплошные мускулы, но кажется легким. Моя подруга Салли написала с него Эроса, получилось бесподобно. Я попробую, теперь у меня хватит денег на материалы.

– Отлично. А теперь дайте мне еще чашечку чая и перейдем к делу. Есть у вас семейный адвокат? Нам надо попытаться вызволить из тюрьмы Билла.

– Вызволить? Но ведь он арестован.

– Да, но, возможно, нам удастся добиться, чтобы его выпустили под залог.

– О нет! У нас нет адвоката, который бы вел уголовные дела.

– Тогда оставьте это мне, я знаю одну подходящую кандидатуру. Где живет Паоло? Я бы хотела посмотреть его работы.

Амелия написала адрес. Что-то ее смущало. Она было начала говорить, как вдруг вбежала неряшливая служанка и визгливым голосом объявила:

– Снова пришел тот полицейский, мисс.

– Поправь свой чепец, – приказала Фрина. – Утри лицо передником и подтянись. Трагическое событие в семье не оправдание для паники. Вот так-то. Будь умницей. Нам всем нужна твоя помощь, ты же понимаешь. Что было бы с домом без тебя? – Фрина с улыбкой поглядела в широко раскрытые карие глаза и поправила выбившуюся из-под чепца прядь. – Вот. И кто же там на пороге?

– Детектив-инспектор Бентон, мисс Амелия, – объявила служанка и вышла, гордо подняв голову.

– Фрина! – вскричала Амелия. – Вы великолепны! Пожалуйста, не оставляйте меня.

– Я буду с вами. Садитесь.

Амелия послушалась. Служанка вернулась и объявила степенно:

– Детектив-инспектор Бентон, мисс Амелия.

Она бросила в сторону Фрины гордый взгляд и впустила в комнату коренастого краснолицего мужчину. Он выглядел почти карикатурно, но темнокарие глаза его были острыми и проницательными.

Полчетвертого Молли Молдон и ее муж направились в кондитерскую лавку, чтобы допросить Джимми, сынка продавщицы. Паренек оказался малосимпатичным веснушчатым хитрюгой с липкими пальцами. Но Молли была готова полюбить всякого, кто сможет привести ее к Кандиде. Она приступила к делу осторожно, словно женщина, соблазняющая нерешительного любовника.

– Ты видел большой черный автомобиль, когда приходил обедать, Джимми?

– Ага-а-а, – протянул мальчуган. – «Бентли» двадцать шестого года, черный, сильно поцарапанный.

– А видел ты, как маленькая девочка садилась в машину? – спросил Генри.

Джимми подавил зевок. Молли закусила губу. Пожалуй, сейчас не время для затрещин, этак его не разговоришь.

– Ага, видел. Они вроде как втянули ее на заднее сиденье. Кожаное, – добавил он неведомо зачем. – Красная кожа.

– А номер ты не заметил?

– Только часть. Табличка была забрызгана грязью. Помню – КГ двенадцать и что-то еще. Последнюю цифру я не разобрал. Извините. Мам, ну когда же ужин? Я умираю с голоду.

Генри Молдон перехватил руку Молли, прежде чем та успела совершить опрометчивый поступок, и сунул Джимми, с готовностью подставившему ладонь, шиллинг.

– Спасибо, сынок, – скрепя сердце поблагодарил Генри Молдон.