Мегрэ и тихий вор - Жорж Сименон Страница 14

— Ты что-то сказал?

— Разве я что-то говорил? Ах да… Представь себе взломщика, который умышленно выбирает дома или квартиры не пустые…

— Что это значит: не пустые?

— Такие квартиры, в которых кто-то есть…

— Почему?

— Послушай. Каждый год, а точнее, каждое лето в течение нескольких недель большинство квартир в Париже стоят пустые, поскольку жильцы уезжают в отпуск: к морю, в горы, за границу или в свои поместья в деревне.

— Знаю, тогда бывает больше всего краж.

— Но производят их специалисты, а такие не отважатся никогда забраться или вломиться в квартиру, в которой находятся люди…

— А этот твой… он вел себя иначе?

— Да, этот мой, Кюэнде, интересовался исключительно квартирами, в которых в это время находились жильцы. Он ждал, к примеру, того момента, когда они возвращаются из театра и когда хозяйка положит свои драгоценности в комнате, соседней со спальней, а иногда и на туалетном столике рядом с кроватью…

Госпожа Мегрэ умела мыслить логично:

— Но ведь каждая элегантная женщина, если собирается куда-то пойти вечером, драгоценности надевает на себя, поэтому, если бы он вломился в квартиру во время ее отсутствия, то не нашел бы ничего ценного.

— Но мог бы найти иные, не менее дорогие вещи, например картины, не говоря уже о наличных деньгах…

— Значит, ты допускаешь, что этот человек страдал какой-то навязчивой идеей? Что он был невменяем?

— Такое подозрение было бы, вероятно, слишком сильным, но я подозреваю, что он был охвачен какой-то манией, что получал особое удовлетворение, забираясь в дом, заполненный людьми. Один раз он стянул часы с ночного столика, когда владелец спал и ничего не слышал. Жилка азарта, — закончил он с улыбкой. Госпожа Мегрэ тоже улыбнулась.

— Сколько раз ты его ловил?

— Сидел он только один раз, но это было еще тогда, когда он не разработал своего метода и крал что попало, так же, как и другие преступники. У нас в бюро целый список краж, которые мог совершить только он. Он подготавливался к «делу» долго, иногда снимал на несколько недель комнату на противоположной стороне улицы и наблюдал за жильем, которое потом обкрадывал.

— Но почему его убили? — спросила госпожа Мегрэ.

— Именно этот вопрос я и задаю себе. Единственное, что меня могло бы навести на какой-то след, это если бы удалось установить, какое дело он планировал именно в ту ночь. Редко когда Мегрэ говорил жене так много о следствии, которое еще только велось, но мог это сделать, поскольку не он его вел, и потому, что дело было необычным. Оноре Кюэнде привлекал его и как тип человека, и как специалист в своей «сфере», интересовали его оба — и он, и старая Жюстина, его мать.

«Я уверена, что он не оставит меня без средств к существованию…» — сказала она с гордостью.

И при этом Мегрэ был убежден, что она действительно не знает, где ее сын прятал деньги.

Она верила ему, верила слепо, что Оноре не оставит ее без средств к жизни!

Каким путем доходили до нее деньги? Что он предпринял, чтобы ее обеспечить, предоставить средства к существованию, он, который не имел ни друзей, ни коллег по ремеслу?

Может быть, он попросту не предвидел, что когда-нибудь станет жертвой преступления… Но разве все можно предвидеть?

Мегрэ попивал кофе маленькими глотками. Закурил трубку и невольно бросил взгляд на буфет. И тут так же, как и на улице Муфтар, стоял графинчик с чем-то крепким… Там была обычная водка, здесь — сливовая. Госпожа Мегрэ перехватила его взгляд и быстро налила рюмку.