Требуется Квазимодо - Анна Ольховская Страница 14

Но то, что произошло с ним, было чем-то совсем другим. Его душу просто взяли и вырвали из тела, безжалостно зашвырнув… непонятно куда.

Вокруг не было никого и ничего. То есть вообще НИЧЕГО. Абсолютный ментальный вакуум, представить себе который, не побывав в нем, внутри этой пустоты, невозможно. Причем душа в этом вакууме зависла в полной неподвижности, словно вмерзла в лед. И если бы не его недавно обретенные способности, Кирилл никогда не вырвался бы из этого льда.

Но даже с его новыми силами выполнить задуманное – вернуться – оказалось очень нелегко. Все по той же причине – тело-то его почти не «фонило».

Вначале Кирилл решил, что тела его попросту больше нет, что его уничтожили и физически, – потому что не чувствовал он никакого отклика на свой призыв. А так ведь не должно быть: у него кроме души и разум имелся, и память, между прочим, тоже!

И Кирилл постоянно сканировал пространство, выискивая знакомые эмоции – воспоминания своего прошлого.

Ничего. Никаких воспоминаний. Его воспоминаний. Нету…

Отчаяние все сильнее затягивало его в трясину безнадежности, обволакивая со всех сторон гипнотизирующим шепотом: «Смирись! Тебя нет! Ты умер – там, в той реальности! А то место, куда ты попал, – и есть загробный мир. Он именно такой – здесь лишь ПУСТОТА и ЗАБВЕНИЕ. То есть вечный покой».

Наверное, если бы с Ланой все было в порядке, Кирилл действительно смирился бы. И успокоился бы. Навсегда.

Но он не мог!

И поэтому снова и снова он отправлялся на поиски самого себя, судорожно разыскивая в ментальном океане свою, личную, собственную волну. Хотя бы крохотную, так, легкий всплеск на поверхности океана…

Сколько времени это продолжалось – он не знал. Потому что способов и методов отсчета времени в ЭТОЙ реальности не существовало.

По его субъективным ощущениям – прошла Вечность.

И вдруг…

Кирилл почувствовал не просто легкий всплеск – он ощутил взрыв СВОИХ эмоций. СВОИХ СОБСТВЕННЫХ – он мгновенно узнал их!

Гнев, ярость, желание убить…

Он совсем не удивился такому «жесткому» коктейлю – просто не успел это сделать, немедленно рванувшись навстречу этому взрыву. Да и сложно было бы ожидать чего-то другого – ощущений неги и счастья, к примеру, – от брошенного на произвол судьбы бездушного тела.

Больше всего Кирилл боялся потерять «пеленг», навсегда остаться в этом ледяном вакууме. Он молил свое тело – не успокаиваться, «держать» эмоции, не исчезать!

Потому что мгновенно перенестись в ту точку, где это тело находилось, Кирилл, как оказалось, был не в состоянии.

Вакуум не желал отпускать свою добычу, она ведь, добыча эта, так прочно вмерзла в лед, заняла свое место в постоянно возводимой кем-то конструкции небытия! И если именно эта часть всеобщего Вакуума исчезнет, то и вся конструкция может рухнуть! И тогда придется возводить новую!

Нет уж, еще чего не хватало! Из-за какой-то песчинки перекраивать законы этого мира?! Никогда!

И ледяная толща стала еще более монолитной, сжимая пространство вокруг Кирилла, уплотняя его – все сильнее и сильнее.

Но и зов его тела становился все более отчетливым, Кирилл чувствовал, как нарастает ЕГО гнев. И с хрустом, с болью проламывался сквозь лед небытия, оставляя на его осколках кровавые лохмотья своей души.

Но в процессе борьбы таяла и его сила. А ледяной монолит становился все плотнее, ситуация – все безнадежнее…

Кирилл был уже совсем близко: он чувствовал ауру своего тела, пусть и очень странную, какую-то тускло-серую, но это точно была его аура. А значит, ему осталось совсем чуть-чуть – один последний рывок сквозь лед.

Вот только лед к этому моменту уплотнился до крепости алмаза! И душа Кирилла обезумевшей птицей билась о непреодолимую преграду небытия, оставляя на ней кровавую подпись – свидетельство собственного бессилия…

Кажется, это конец. Он не смог… Не получилось у него…

Лана навсегда останется куклой профессора Шустова… А есть еще и какой-то Сергей Тарский – рядом с ней…

Что?! Он… он видит?!

Своими собственными глазами?!

Выброс эмоций его тела оказался настолько мощным, что вдребезги разнес последний окровавленный бастион ледяной преграды между телом и душой Кирилла Витке.

И Кирилл Витке вернулся. Окончательно и навсегда.

И обрадовался ощущению сковывавшего его реального, земного холода, заплакав от счастья. И он совсем не стыдился своих слез.

Потому что он ЧУВСТВОВАЛ этот холод! Он его ОЩУЩАЛ!

И боль – чувствовал. Странную боль: изнуряющую, всеобъемлющую какую-то. Болело не что-то одно – рука или нога, – болело все тело!

А еще, как оказалось – после первой попытки пошевелиться, – тело его очень плохо слушалось приказов из «рубки управления». Особенно руки и ноги, скрюченные самым невероятным образом…

И с лицом творилось что-то странное – один глаз почти закрылся, губы еле двигались…

Паника, уже почти окончательно побежденная сознанием, оживилась и возбужденно потерла липкие лапки, готовясь вернуться на трон. Ага, приятель, попался, мол! Никуда ты от меня не денешься, не в твоем положении можно мною пренебрегать! Я тут главная, понял? Ай! Хам! Кто так с дамами обращается! Пинок под зад, как вульгарно! Фи!..

Кирилл стиснул зубы и привстал, сосредоточив все силы на первостепенной сейчас задаче – подняться на ноги. Обо всем остальном подумаю потом, решил он.

Потому что остальное оказалось слишком уж шокирующим и непонятным. Где он находится, что с его телом, как он сюда попал и что тут делает?

В голове его метались воспоминания, сталкиваясь «лбами» и шипя сквозь зубы не несущие никакой полезной информации словосочетания. Воспоминания его души и его тела. И слиться в какую-то целостную картину они пока что никак не хотели. А вот вносить в происходящее сумбур и неразбериху – это у них очень даже хорошо получалось.

Опершись скрюченной рукой о деревянную стену вагончика, напоминавшего… да – строительную бытовку! – Кирилл все же поднялся. И осмотрелся. И прислушался.

Темно. Холодно. Моросит нудный дождь пополам с мокрым снегом. Листьев на виднеющихся в скудном свете переносных фонарей деревьях нету. Очень похоже на ноябрь.

А он отправился на деловой ужин с профессором Шустовым… в начале октября.

Значит, прошло около месяца? На зоне?!

А он, вернее – его тело, – все это время провел… провело здесь? В месте, больше всего смахивающем на какой-то лагерь… Он что, в заключении?!

Хотя нет: для зоны здесь слишком мало построек. Собственно, построек-то почти что и нету, только длинные навесы, под которыми движется лента конвейера, а рядом с ним копошатся какие-то оборванцы…