Душа сутенера - Чингиз Абдуллаев Страница 14

Вообще судьба — странная вещь. Кто бы мог подумать, что яокажусь в Москве, что смогу купить здесь несколько квартир и стану сравнительнообеспеченным человеком уже к тридцати пяти годам. Вообще-то я родился в Баку.Наверно, только в этом уникальном полифоничном городе мог появиться на светтакой мальчик, как я. С такими корнями и с такой родословной. Папа у меняполурусский-полуеврей. Его мама — Сара Эпштейн — была неплохой пианисткой и втридцатые годы встретила моего деда, Петра Александровича Лютикова,потомственного дворянина, бежавшего от революции семнадцатого года со своимиродителями в Персию, затем перебравшегося в Баку под защиту англичан и осевшегоздесь после апреля двадцатого, когда в республику вошла одиннадцатая Краснаяармия. Мой прадед, Александр Лютиков, довольно быстро умер, и это спасло егосемью. Прабабушка пошла работать в какую-то контору, благо была грамотной, адва ее сына, среди которых был и мой дед, был определены в среднююрусско-татарскую школу.

Мой дедушка был, очевидно, человеком одаренным, так как ужев четырнадцать лет закончил среднюю школу и поступил в институт. Послеокончания вуза он пошел работать инженером в проектный институт. Оказалось, чтона их улице жили несколько еврейских семей, переехавших сюда еще в начале века.Вообще еврейская тема — это всегда очень интересно и очень печально. Погромы вМолдавии и на Украине вынуждали многих иудеев переселяться подальше. В Баку и вТбилиси им оказывали особенно радушный прием. И хотя здесь не всегда былоспокойно, еврейских погромов здесь никогда не было. Может, потому, что в Бакуевреи занимались не столько торговлей, сколько были учителями, врачами,адвокатами? Более того, они были самыми известными в городе адвокатами,учителями, врачами, музыкантами. И конечно, их уважали, к их мнениюприслушивались.

Моя русская прабабка, мать моего дедушки, очевидно, ничегоне имела против моей бабушки-еврейки, и довольно быстро, в середине тридцатых,на свет появился сначала мой отец, которого назвали старым русским именемАристарх, а затем и его сестра, которой дали восточное имя Эльмира. Долженсказать, что дедушку я никогда не видел. Он умер за несколько лет до моегорождения, но, по рассказам бабушки Сары, человека лучше, чем он, в городе небыло.

Мой отец пошел по стопам своего отца, стал даже главныминженером проектного института. Бакинцы его уважали, говорили о егопорядочности и честности. В конце пятидесятых он закончил институт и получил направлениев какой-то городок на границе между двумя «братскими» республиками — Арменией иАзербайджаном. Там он и познакомился с моей мамой. Сейчас, после десятилетнейвойны, это кажется невероятным. Война эта не была нужна ни одной из республик,в последнее столетие на Кавказе, особенно в Азербайджане, было много смешанныхсемей. В том числе и армяно-азербайджанских. Азербайджанцы женились наармянках, армяне брали в жены азербайджанок.

В такой интернациональной семье и родилась моя мама. Ее отецбыл азербайджанцем, успевшим в двадцатые годы получить образование в Германии,а мать — красавица-армянка, в которую были влюблены все мужчины от пятнадцати истарше. В результате упорной борьбы дедушка отбил у соперников мою бабушку, онисыграли свадьбу в тридцать пятом, и тогда родилась моя мать. Дедушкурасстреляли через два года. Вспомнили, что он учился в Германии, жил в Европеи, конечно, шлепнули. По рассказам моей другой бабушки, Клары, это был святойчеловек. Я в святых не очень верю, но, очевидно, он был действительно хорошимчеловеком. Видел я его фотографии, спрятанные от изуверов из НКВД. Приличноодет, умные глаза, печальный взгляд. Даже в день свадьбы. Может, онпредчувствовал свою судьбу? Так и получилось, что мама оказалась в семьеединственным ребенком. А бабушка, поседевшая в двадцать шесть лет, всю жизньсохраняла трогательную верность убиенному супругу. Есть ли в наше время такиелюди? Или, может, просто я таких не встречал? Бабушку я всегда помню печальнойи тихой. И красивой. Я родился, когда ей было под пятьдесят, и даже тогда нашсосед дядя Арам пытался к ней свататься.

Теперь вы представляете, какая у меня кровь? Смешениестольких религий и народов. Конечно, по фамилии я русский и в моем паспортезаписана именно эта национальность, но это наследство от дедушки Лютикова.Кстати, интересно, почему советская власть расстреляла моего деда со стороныматери только из-за того, что он учился в Германии, и не тронула другогодедушку — потомственного дворянина? Странная у них была избирательность.

Я долго над этим размышлял и наконец понял, что к чему. Онибыли по-своему правы, и в их действиях просматривается четкая логика. Сдворянином все было ясно. Его можно было шлепнуть в любой момент. А вот выходециз бедной семьи, мой дедушка Сеид Рагим Алиев был для них по-настоящему опасен.Он был свой, из обычной рабочей семьи, пользовался уважением соседей. И к томуже успел повидать мир. В Баку тогда жило несколько крупных меценатов, которыепосылали талантливых ребят на учебу в Европу. Мой дедушка учился лучше всех, иего заметил известный меценат и промышленник Тагиев. В двадцатые годы, послеучебы во Франции и стажировки в Германии, дедушка вернулся домой. Вот такого инужно было давить в первую очередь.

Когда меня обижают, во мне вспыхивает кровь мусульманина,готового смыть оскорбление кровью. Когда я договариваюсь о делах, во мнеговорят гены семьи Эпштейн — осторожность, расчет, выдержка, терпение. Когданужно, я вспоминаю, что я — потомственный аристократ из дворянского родаЛютиковых. Говорят, что среди наших предков были и польские шляхтичи. Инаконец, когда мне нужно выбрать настоящую девочку, я вспоминаю о вкусе своейармянской бабушки, которая обладала фантастическим чувством меры и красоты.

Приехав домой, я рано лег спать. День оказался очень сложным.Откуда мне было знать, что все мои неприятности только начинаются?