Давай ограбим банк - Елизавета Бута Страница 14

— Верена, у меня тут девочка на практику пришла. У нее брат тоже юрист. Заканчивает учебу. Ему нужно было проконсультироваться на тему маньяков. Ты же не против, если я дам твой скайп? — Вид у отца виноватый. Сразу понятно, что он уже дал все контакты. — В общем, он позвонит тебе сейчас, — заканчивает отец совсем уж унылым тоном.

— Но почему? — слишком громко восклицаю я и тут же начинаю озираться по сторонам.

— Потому что тебе нужен молодой человек. Муж, — отвечает он и отключается.

Парень, имени которого я не знаю, звонит минут через десять. На экране я вижу красивого, даже смазливого молодого человека в обтягивающей футболке и с самодовольным выражением лица. Он тут же начинает шутить, рассказывать какие-то истории, рассказывать о себе. Я успокаиваюсь. За 30 минут мне не пришлось сказать и трех слов.

— Так вот, слушай, забыл зачем звоню. Мне нужна консультация по одному человеку известному. Маньяку, — говорит он. — Как ты можешь охарактеризовать Ганнибала Лектера?

Я начинаю смеяться.

— Обожаю Хопкинса.

— Нет, я про реального, — обижается он.

— Это литературный персонаж, его в реальности не существовало, — поясняю я.

— Совсем? — озадаченно спрашивает Анкель.

— Не совсем, конечно, многие люди едят других людей, просто никого из них не звали Ганнибал Лектер.

— У тебя очень красивые глаза, — вдруг тихо и серьезно говорит он. Сегодня они зеленые.

Мы смеемся и продолжаем разговаривать. Я расплачиваюсь в кафе и иду к кинотеатру, в котором должна буду шесть часов встречать гостей…

Так у меня появляется парень. Диагональю восемь дюймов. Он идеален. Прежде всего, Анкель мне нравится тем, что он никогда не спрашивал меня о реальной встрече. Это невозможно по определению. Поэтому с ним легко. А спустя какое-то время отец говорит о том, что согласился возглавить клинику в Берлине и продал наш дом в Гданьске. Анкеля он забирает с собой. Он чуть ли не ежедневно интересуется нашими с Анкелем отношениями. А спустя пару месяцев Анкель мне предлагает выйти замуж. Я соглашаюсь, в шутку конечно. Мы ведь никогда не увидимся. Это невозможно.

— Когда ты приедешь в Берлин? — спрашивает отец, когда я очередной раз звоню ему.

— Не знаю… Учеба, понимаешь.

— Хватит, Верена. Впервые рад тому, что твоя мать умерла. Хоть не видит всего этого позора, — с раздражением в голосе обрывает меня он. — Тебя отчислили год назад. Думаешь, я не знаю? А твоя выходка с клеветой на преподавателя? Это ни в какие ворота не лезет! — Он почти орет. Я таким его никогда не видела. Даже на экране видно то, как набухли вены на его висках.

— Ты знаешь? — только и могу я сказать.

— Конечно знаю.

— Ты видел то видео? — Мой голос обрывается.

— Нет. Анкель мне сюжет пересказал, — кривится он. — На следующей неделе ты должна быть в Берлине.

— Папа? — Мой голос дрожит.

— Что?!

— Тебе меня не жаль?

— Мне за тебя стыдно. Дура! — рявкает он и замолкает. Пауза затягивается, а потом он говорит: — Если уж решила оклеветать кого-то, шла бы до конца.

— Я не хотела такой славы.

— Не ври. Ты всегда хотела быть звездой. Не важно какой. Ты понимаешь, что Анкель твой единственный шанс?

— Что ты хочешь сказать?

— Девушка должна либо выйти замуж, либо сделать карьеру. Ты ни на то, ни на другое больше не можешь рассчитывать. Кто, кроме Анкеля, тебя в жены возьмет? А на работу, кроме меня? Думаешь, в Германии только я интернетом пользоваться умею?..

Его монолог продолжается в таком же духе еще долго. Шестнадцать минут сорок четыре секунды, если точнее.

Через неделю я приеду в Берлин. Это уже решено. Я не могу. Не могу жить за пределами автобусов, кинотеатров и номеров дешевых мотелей. Там ведь люди. Вспоминаю мистера Джейкобсона. «Рано или поздно жертва вновь становится жертвой». Вспоминаю Виктора. «Проиграв один раз, еще можно выиграть, но если проиграл дважды — это уже невозможно».

Я проиграла все.

Чтобы хоть как-то оттянуть приезд в Берлин, беру билеты до Барселоны, а дальше еду автобусом через всю Европу. Приезжаю в Берлин и первое, что делаю, становлюсь заложницей психопата.

Они были правы.

А самое главное: я знала, что так произойдет.

— Ты ведь понимаешь все? — спрашивает меня напоследок Микки, ведя меня в подвал места, которое они называют бункером. Я мотаю головой.

— Ты жива, пока жива Бонни, — миролюбиво поясняет он и поднимается по лестнице, мурлыча что-то, отдаленно напоминающее песню Джимми Моррисона.

Все. Конец. Где Happy end? Ваш фильм провалится в прокате.