Исчезающие в темноте - Наталья Тимошенко Страница 13

Затем картинка сменилась. Точнее, разницы Рита почти не увидела: все те же стены, пациенты в ярких костюмах, Лера в углу, только за большим окном пушистыми хлопьями падал снег, а в центре холла стояла высокая разноцветная елка. Видимо, время приближалось к Новому году. Спустя несколько минут к сидящей на полу Лере медленно подошел светловолосый мужчина в темно-сером спортивном костюме с тростью в одной руке и большой папкой в другой. Марк. Он присел рядом с Лерой и коснулся ее пальцев, лежащих поверх сорочки. Она тут же отдернула руку, сжавшись в комок и спрятав лицо в коленях, как будто пыталась закрыться от него еще больше. Марк посидел немного рядом, возможно, что-то говорил — звуков Рита не слышала — а затем положил папку на пол рядом с Лерой, поднялся на ноги и ушел.

В следующей показанной Рите картинке Лера сидела одна на кровати в маленькой одноместной палате без окон. Глаза ее больше не были завязаны, а в руках она держала ту самую папку, которую дал ей Марк. В папке оказались рисунки. Наверное, его. На больших белых листах то яркими красками были нарисованы леса и поля, то обычным простым карандашом сделаны наброски улиц и домов. Лера жадно рассматривала каждый рисунок, иногда наклоняясь так близко, словно пыталась почувствовать его аромат, трогала пальцами, повторяя контуры изображений.

И снова больничный холл. Все тот же угол. Марк рядом с Лерой, только теперь она уже не сторонится его, а даже несмело улыбается в ответ на какие-то его слова. Марк протягивает руки и осторожно, как будто опасаясь разбить хрупкое стекло, снимает с ее головы повязку. Ее глаза крепко зажмурены, а пальцы нервно сминают ткань сорочки. Марк вытаскивает из кармана большие темные очки и аккуратно надевает их Лере. Несколько секунд они сидят молча, а затем начинают смеяться. Рита поняла, что именно Марк придумал этот фокус с очками, позволяя тем самым Лере не проецировать на других людей образы из головы.

И вот они уже снова сидят на кровати в тесной палате. Лера в темных очках листает большой яркий альбом с иллюстрациями разных городов. Марк периодически задерживает ее внимание на каком-нибудь из них, что-то говорит и показывает пальцем. Лера послушно кивает и широко улыбается.

Лера вернула очки на нос, и Рита снова оказалась в своей гостиной. Несколько секунд она молчала, разглядывая лицо сидящей рядом девушки и пытаясь разложить увиденное в голове.

— Что это было за место? — наконец спросила она. — Какая-то больница?

— Психиатрическая, — как ни в чем не бывало кивнула Лера. — Частная, жутко дорогая и элитная, но суть от этого не меняется.

— Ты лежала в ней?

— Я в ней жила. Родители сдали меня в приют, когда мне не было еще и трех, — при этих словах лицо Леры исказилось самой натуральной ненавистью. — Как только я научилась более или менее связно мыслить, я показывала окружающим картинки из своей головы. Вот они и испугались. Отказались от меня и никогда не навещали. Это же так просто: отказаться от одного ребенка и родить другого взамен бракованного.

Лера смотрела на нее, явно ожидая какой-то реакции, но Рита не знала, что сказать.

— Меня держали в отдельной комнате, не разрешали играть с другими детьми, — продолжила Лера. — Да и взрослые старались заходить поменьше. Я почти все время была одна, ни с кем не общалась. Я ненавидела их всех, поэтому ничего хорошего в моей голове не рождалось. И в те редкие минуты, когда кто-то встречался со мной взглядом, я в полной мере выплескивала на них свою ненависть. Меня боялись и ненавидели еще больше. А потом — мне было лет шесть или семь, я точно не помню — за мной пришли. Завязали глаза и перевезли в другое место. И вот там со мной общались! Много, долго, нудно. Цепляли к голове какие-то провода и датчики, заставляли что-то делать. Орали часто, иногда били. И я ненавидела их еще сильнее. И картинки в моей голове становились еще ужаснее. Так прошло еще несколько лет. Потом меня вернули обратно в приют. Опять держали взаперти и не разговаривали со мной, но теперь я была этому уже рада. Я тогда не понимала ничего, это уже потом Ксения мне сказала, что моим «даром» интересовались какие-то люди. Они пытались понять, как меня можно использовать, но так и не смогли мною управлять, поэтому вернули обратно. Хотя все еще периодически наблюдали и, наверное, надеялись, что во взрослом возрасте со мной будет проще договориться. Но не вышло. Когда мне исполнилось восемнадцать, из детского приюта меня перевели в ту клинику, что ты видела. Полагаю, мое пребывание там было оплачено теми же странными людьми. Там я и познакомилась с Марком и Ксенией. Ксения работала врачом, она ведь психиатр на самом деле, а не колдунья.

— Да уж об этом я догадалась, — усмехнулась Рита. — Значит, после того, как Марк придумал фокус с очками, тебя выпустили?

— Ну прям таки, — фыркнула Лера. — Разбегутся они. Та Валерия Меркулова умерла полтора года назад. Прыгнула с крыши, когда ее нечаянно оставили без присмотра, и разбилась насмерть. А я другая.

— Это Марк с Ксенией сделали?

— Ксения. Ей не улыбалось всю жизнь работать в психушке, хоть и элитной, вот она и пронюхала, что с моими способностями сможет заработать. А заодно и Марка к себе привязала. На нем, знаешь ли, тоже можно клиентов привлечь. Разговор с духами в паре с видениями — прекрасный способ заработать.

— Погоди-погоди, — Рита прижала пальцы к вискам и на несколько секунд прикрыла глаза. Все это казалось каким-то бредом. Впрочем, уже третий ее день подряд походил на бредовый сон. — А Марк там как оказался?

Лера приподняла брови, как будто Рита спросила глупость.

— А ты сама подумай, — с легкой иронией в голосе предложила она. — Чувак попал в аварию, долго лежал в больнице, с травмой головы в том числе, а затем начал слышать голоса, которых больше никто не слышит. Где ему самое место после такого?

Рита понимающе кивнула.

— Его тоже отправили в эту вашу элитную психушку?

— Он сам пришел. В этом весь Марк. Он подумал, что болен, поставил себе диагноз и пришел лечиться. И знаешь, его ведь на самом деле лечили. Таблетки приглушали голоса, и на них он не слышал мертвых. Ему ставили ремиссию и выписывали. Потом он переставал пить лекарства, и все начиналось заново. Пока Ксения не разобралась, что это никакая не шизофрения. Но знаешь, — Лера вдруг мечтательно улыбнулась, — я обожала те месяцы, когда он был в клинике. Он единственный общался со мной. Даже после того, как я начала носить очки. Он показывал мне все эти альбомы, рисовал для меня картины, рассказывал о городах, в которых я никогда не была. Потом даже притащил для меня телевизор и показывал разные документальные фильмы. Он научил меня видеть в голове не только кошмары, понимаешь? Он не дал мне окончательно сойти с ума от ненависти. Вытащил меня из той ямы, в которую все так тщательно запихивали почти двадцать лет. И если кто-то в этом мире достоин помощи, то это он, потому что он лучший из людей.

Рита снова кивнула.

— Хорошо, — наконец сказала она, испытывая причудливый клубок из мыслей и чувств, — хорошо, я помогу ему.