Бесконечная шайка - Иоанна Хмелевская Страница 13

— Сдаюсь, — сказал Матеуш. — С меня достаточно. И вообще, я женюсь. Нутром чую — тут какая-то тайна, но раскрыть ее я не в силах.

— Я тоже, — подхватила я. — Но буду мучиться из-за подписи автора, это точно. Может, еще подумаем над этой «Цыганкой»?

Матеуш был непреклонен:

— Забирай себе портрет и думай над ним сколько пожелаешь. Но без меня.

Долго уговаривала я его, но агитация не помогла. Пришлось забрать «Цыганку» домой. Там я ее сунула в угол, какое-то время раздумывала над всем этим, но так ничего и не придумала...

Прием по случаю первого причастия дочери моего кузена организовали в доме крестной матери. Крёстной матери я вообще не знала, дочь кузена видела еще в четырехлетнем возрасте, а от торжества меня отделяла порядочная дистанция, ибо проходило оно в Гамильтоне, в Канаде. О торжестве я узнала лишь потому, что тетка показала мне фотографии — большие, цветные, очень хорошо сделанные.

Я довольно равнодушно рассматривала фотографии, пока на одной из них вдруг не увидела своей цыганки. Не мою, конечно, а Гатину. Или Матеуша. Одолжив у тетки фотографию, я дома с помощью лупы сравнила портрет на стене неизвестного мне дома в далекой Канаде и свою «Цыганку» — идентичны!

Пришлось потребовать у тетки объяснений, но она мало что могла сказать. С крестной дочери моего кузена знакома не была, как и я.

— Знаю только, — говорила тетка, — что эти Доманевские эмигрировали в Канаду еще перед первой мировой войной. Здесь у них никакой родни не осталось, поэтому они в Польшу не приезжают. Эльжбета с ними больше знакома, они ей какая-то родня.

— Люцина, срочно пиши Эльжбете, я же напишу Тересе, она тоже была на торжестве, должна знать.

— А что мне писать Эльжбете?

— Пусть сообщит, откуда у Доманевских картина, давно ли, кто ее писал. Попроси ее хорошенько осмотреть портрет, нет ли там в уголке такой маленькой закорючки вместо подписи художника. Пусть сделает фотографию закорючки и пришлет, вон какие у них отличные фотографии! Ну, быстренько, садись и пиши!

— Ладно, а зачем тебе?

— Долгая история. Когда прояснится, я тебе расскажу. Пока же лишь еще больше запутывается.

Ответ я получила через три месяца. Моя канадская тетка Тереса отругала меня за то, что я заставила ее опять идти в дом к этим незнакомым людям, которые угощают черт знает чем, у нее, Тересы, до сих пор изжога. А закорючка на портрете есть, как же. Она попросила кузена перерисовать ее, вот она, приложена на отдельной бумажке, обойдусь без фотографии, очень хорошо перерисовал, в увеличенном виде.

Эльжбета тоже ответила Люпине, присылая фотографию закорючки. Из ее письма мы узнали, что цыганка была прабабкой хозяйки дома, портрет нарисован по фотографии в Польше лет десять назад, и стоило это двести американских долларов, а канадских больше. Рисовал кто-то из польских художников, с одним знакомым переслали в Польшу фотографию, тот знакомый портрет и привез. А больше они ничего не знают. Пожалуйста, вот на всякий случай закорючка с фотографии.

Ну и вот, все сошлось, как в швейцарском банке. Закорючка в письме, закорючка на фотографии, закорючка на моем портрете были идентичны, хотя мне уже этого доказательства и не требовалось. Портрет, сделанный по фотографии за двести долларов, и закорючки говорили сами за себя.

Схватив портрет, я помчалась к пану Северину. Свое произведение тот узнал с первого взгляда и очень растрогался при виде него. Еще большее удовольствие доставила художнику фотография второго экземпляра.

— А! Как я тогда напереживался! — восклицал пан Северин. — Никогда не забуду. Да ведь вы, проше пани, сами к этому, так сказать, приложили руку. Помните?

Я встревожилась и потребовала объяснений.

— Ну как же! — радостно хлопотал вокруг меня пан Северин, не зная, куда усадить, чем угостить. — Коньячок? Шампанское?

Я согласилась на коньячок, лишь бы хозяин скорее объяснил интересующие меня подробности.

— Так я же еще тогда рассказал! И это вы посоветовали мне написать второй портрет.

— Будьте добры, пан Северин, поподробнее. Тогда вы мне сказали, что один клиент принес вам доску, на которой надо было написать портрет, а другой — фотографию. Теперь знаю — цыганки. Мне бы хотелось знать, кто принес доску. Вы еще тогда разыскивали этого человека.

— А! Все было гораздо хуже. Не везло мне с этим портретом. Того человека я так и не нашел.

— Погодите, пан Северин. Вот у меня тут есть фотография. Может, кого узнаете?

И я предъявила художнику для опознания снимок людей на террасе загородного дома. Профессиональная зрительная память не подвела художника.

Едва взглянув на фото, он тут же воскликнул:

— А! Вот она!

— Езус-Мария, какая еще «она»?

— Ну, та самая женщина! Я говорил вам — прямо Мадонна!

Женщины на снимке меня до сих пор не интересовали. Теперь же я вырвала фотографию из рук пана Северина и набросилась на нее с лупой. Как я могла проглядеть Мадонну?

И в самом деле, несколько в стороне сидела, откинувшись в плетеном кресле, красивая блондинка с распущенными волосами до плеч. Жаль, я тогда не спросила Матеуша, кто она такая.

— Да вы на мужчин поглядите, — потребовала я у пана Северина. — Не знаком ли вам кто-нибудь из них?

С трудом оторвавшись от Мадонны, он послушно оглядел лица мужчин на фотографии и покачал головой.

— Нет, их я не видел. Незнакомые мне люди.

— Но ведь не Мадонна же пришла к вам с заказом! Вы говорили, что доску принес мужчина.

И для убедительности я постучала по доске с «Цыганкой».

Пан Северин опять впал в панику.

— Да, не она. И совсем не эту доску.

— Как не эту? Какую же?

— Другую, первую. Но Мадонна при этом была! У меня голова пошла кругом от всех этих сложностей.

— Пан Северин, Бог с этой Мадонной, оставим ее пока в покое. Вы мне сначала о доске расскажите. Вам что же, принесли две доски?

Художник замахал руками, будто отгоняя пчел.

— Да нет, одну.

— Тогда откуда же взялась вторая?

— А! Столько неприятностей с этими портретами, говорю я вам! Вторая была моя собственная, вот эта, на которой написан портрет. Потому что первая испортилась.

— Как доска могла испортиться?

— Ну, не сама собой, я немного ее... того. Грунтовка легла плохо, размазалась, я попытался ее смыть, не получилось А! Говорю вам, столько хлопот!

После долгих усилий мне удалось-таки из эмоциональных восклицаний художника выделить рациональное зерно. Как правило, свои портреты он писал акварелью, иногда пастелью, масляных красок не любил, пользовался ими редко, и первая попытка увековечить цыганку не удалась. Художник попытался смыть неудачный портрет, но использовал, по всей видимости, не тот растворитель, смыть не удалось. Снова загрунтовать и написать по новой не решился, уж слишком толстым получался живописный слой. Тогда художник нашел похожую доску приблизительно такой же толщины, загрунтовал и написал наконец злополучную «Цыганку», на сей раз нормально. Клиенту о замене доски пан Северин не сказал.