Колье Шарлотты - Анатолий Ромов Страница 13

— Григорий Алексеевич. Будем говорить прямо. Нас интересует…

Он не дал мне договорить:

— Знаю.

Я вынужден был замолчать. Ант отвернулся, и я понял, что это значит: «Не знаю, как считаешь ты, но мне кажется, пусть говорит».

— Тюля. Шакал. Кажется, еще и Кузнечик. Алик Ерофеев, Гарик Фардман, Витя Губченко. Я их видел, они здесь. Скажу прямо, они тут ничего не потеряли. Как они выражаются, без мазы.

Тема другая. Вся эта тройка меня, в общем, сейчас интересовала лишь во вторую очередь. Главное, что я хотел бы выяснить, — почему в записной книжке Горбачева оказался телефон Зенова. Но мне пришлось, отложив пока это, поддержать тему:

— Почему такая уверенность?

— Очень просто. Не знаю, как Фардман, но Алик и Виктор мелочиться никогда не будут. Значит, вопрос пойдет штук примерно на десять — пятнадцать. При этом пятьсот процентов, что Алик или Виктор, если приедут делать дело, никогда не остановятся в «Виру». Виктор, во-первых, скорее всего, пришлет «шестерку». А если уж приедет сам, то тихо. Может быть, даже сойдет с московского поезда за остановку до Таллина, а потом уже доедет на автобусе. И остановится у частника. Знаете, на дачах в Пирита. Стоит постучаться в две-три калитки. И уж никому здесь не покажется, а тем более мне, скажем.

Разговор, как мне показалось, взбудоражил Зенова. Он встал, подошел к окну.

— И никогда уж они не снизойдут — в делах — до соседства с Кузнечиком. В смысле, Шакал или Тюля. Кузнечик — мелкота.

— Почему же сейчас снизошли?

— А сейчас что? Развлечение. Кузнечик веселый парень, в компании незаменим. Ля-ля и так далее. Сейчас они еще заплатят ему, чтобы он с ними поехал.

— Вы их хорошо знаете?

— Еще бы мне не знать. Из-за этого… дерьма. — Я почувствовал, голос Зенова стал хриплым, злым. Потом в нем проскользнула какая-то боль, искренняя печаль. — Вы не знаете, какое это… болото. Даже… даже не в их законах. Законы — бог с ними. На то они и… Воровские, конечно, но это… так уж. А в самом смысле… в духе. Пустота. Такая пустота. Вы видите меня? Кто я теперь? А ведь я был. Теперь меня нет. Вот что со мной стало. Я сейчас обломок. И знаете почему?

Интонация его голоса вынудила меня спросить:

— Почему?

Зенов подошел к креслу. Сел.

— А по очень простой причине. Я боюсь.

— Чего же вы боитесь? Конкретно?

— Смерти боюсь. Секим башка. Чик-чик.

Его кривляние вдруг ушло, он стал каким-то обычным, совсем обмякшим.

— Причем резать-то меня никому не за что. А еще. — Он щелкнул пальцами, сопровождая этим жестом движение руки в сторону полок. — Ну, боюсь вот это потерять. Эти вещи мне дороги. В них тоже вложено немало. Я не рвач. Сами знаете, фарц я давно бросил. Но вещи люблю. Есть люди, равнодушные к вещам. А для меня эти вещи, эти книги дороги. За ними многое стоит. Но почему я боюсь их потерять? Почему этот страх? — Он снова встал и подошел к полкам. — Вы… хотели меня о чем-то спросить?

— Да. Вы знали такого — Горбачева?

— Горбачева… — Зенов нахмурился. Но испуга в этом его движении я не заметил. — Горбачева. А в чем дело?

— Григорий Алексеевич, я ведь вас не об этом спрашиваю. Так знали или нет?

Я мельком взглянул на Анта и понял, что Пааво сейчас спокойно, со всеми удобствами «ловит рыбку», то есть фиксирует малейшие, заметные и почти незаметные изменения в позе, жестах, мимике и словах Зенова. Вот почему хорошо работать вдвоем. Молодец Ант. Я сейчас могу вести разговор раскованно, свободно, с легкой душой.

— Ну, мало ли людей есть знакомых. Всех не упомнишь.

— Григорий Алексеевич… Ай-яй-яй.

— Ну хорошо, знаю такого. — Зенов отошел от полки. — Знаю. Это… мелкий спекулянт. Человек, о которого и мараться-то не стоит.

— И тем не менее вы марались.

— Ничего я не марался, было пару раз — книжки какие-то он мне доставал, и все.

Мне вдруг показалось — Зенов говорит правду. И все-таки я должен сейчас выспросить у него все о Горбачеве. Все, что он знает.

— Что вы вообще о нем знаете? Я имею в виду — может быть, он был связан с кем-то из крупных людей?

— Да почему я должен о нем знать? Ни с кем он не был связан. Не может такой человек быть всерьез с кем-то связан.

— А когда вы в последний раз его видели?

— Да уж и не знаю. Месяца два, кажется, назад.

Ант смотрел на меня, но я и без него понимал: пока эту тему лучше больше не трогать.

— Хорошо. — Я нарочно выдержал долгую паузу. — Григорий Алексеевич. Мы хотели вас попросить еще об одной помощи. Нас интересуют крупные вещи. Совсем крупные. Раритеты, драгоценные камни. Которые, ну практически, не имеют цены. И, так сказать, бесхозны. Плавают по кругу.

Зенов молчал. Я понял: он колеблется. Но почему? В чем дело? Типичный завязчик. Да и по приметам, и по всему ясно: «делами» он действительно уже не занимается.

— Григорий Алексеевич, я не понимаю. Вы не хотите нам помочь?

— Хорошо, я скажу. Вы слышали о пропавшей коллекции нумизмата Коробова? Серьезная была коллекция. В несколько тысяч монет. И почти все редчайшие. На подбор.

— Была?

— А вы как будто не знаете, что бывает с такими коллекциями? После смерти Коробова, насколько я понял, ее и след простыл. А где она, не знаю. Даже близко не знаю.

Что-то мне не понравилось в его голосе. И вообще мне не понравилась вся эта история с коллекцией Коробова. Но я понимал: Зенов больше ничего нам не скажет. Пора кончать.

— Большое вам спасибо, Григорий Алексеевич. Вы нам очень помогли.

— Ну что вы, не стоит. — Зенов, хмурясь, проводил нас с Антом до двери.

Выйдя на улицу, мы сели в машину.

— Ну что? — спросил я. — Есть хоть ощущения?

— Есть. — Ант помедлил. — Я его все время ловил. Просто — по сантиметрам и секундам. Ты что, не заметил?

— Заметил. И что ты выловил?

Ант долго молчал. Наконец включил мотор.

— Ничего. Ты знаешь, по-моему, за ним ничего нет. Только зря потеряли время. По крайней мере, с Горбачевым — все, что он говорил о нем, похоже на правду. Поедем?

— Поедем. Забрось, если нетрудно.

— Нетрудно. — Ант резко взял машину с места. Минут через двадцать так же резко остановился у подъезда моего дома на Харью. Я подумал: практически я в своей холостяцкой квартире только ночую. Если не считать воскресений. И то не всегда.

— Ну что, до завтра? — Пааво, помедлив, достал записную книжку Горбачева, стал перелистывать страницы. — Слушай, Володя. Я тут полистал все это еще раз. И вот эти адреса.