Коварные алмазы Екатерины Великой - Елена Арсеньева Страница 13

Бродячий музыкант с гитарой, губной гармоникой или бандонеоном – самое обычное дело в парижском метро. Порой в вагоны вваливаются трубадуры с целым электронным оркестром, упрятанным в сумку на колесиках. Потом одни обходят вагон с протянутой кепкой, другие смиренно топчутся у двери… Однако у Фанни создалось впечатление, что эта тоненькая кареглазая девица лет двадцати с мелко вьющимися каштановыми кудрями вовсе не принадлежала к племени бродячих музыкантов. Она была, скорее, похожа на девочку из хорошей семьи, на студентку, которая возвращается после занятий в консерватории.

Девочка села, пристроила на коленях футляр, рассеянно взглянула на уплывающую платформу с желтыми пластмассовыми скамьями, перевела взгляд на сидящих напротив Фанни и Романа, и глаза ее мгновенно перестали быть рассеянными, а сделались сначала изумленными, а потом настороженно-восторженными.

О нет, вовсе не Фанни вызвала ее восторг, на нее девочка вряд ли даже взглянула. Это Роман заставил ее щеки порозоветь, губы приоткрыться, а глаза заблестеть. Это Роман заставил ее нервно сплести тонкие пальчики. Да, не одна Фанни оценила с первого взгляда его редкостную красоту. А разве могло быть иначе? И у этой кудряшки с тонким личиком куда больше шансов, чем у Фанни.

Шансов на что? Ой, да брось ты все это, сойди на ближайшей станции – это ведь будет уже Пон-Неф, оттуда можно и пешком дойти, и разве не символично будет, что они с Романом встретились на Пон-Неф и расстанутся на станции метро, которая так же называется?..

И больше она его никогда не увидит.

Фанни едва ли отдавала себе отчет в том, что выдернула руку из-под локтя Романа и стиснула пальцы точно таким же нервным движением, как эта девочка. Только у одной была надежда, а у другой – безнадежность.

Ей не было видно, смотрит ли Роман на девушку, но можно было не сомневаться, что да. Девчонка так играла своими хорошенькими, чуточку приподнятыми к вискам глазками (совершенно такие же были глаза у Фанни в те невозвратные годы, да, их очертания немного изменились из-за морщинок, правда, она очень искусно придает глазам прежнюю манящую форму с помощью черного косметического карандаша, но дураку же понятно, что все это не то), как можно играть, только встречая ответную игру взгляда. Фанни представила, как смотрит на девушку Роман: чуть исподлобья, медленно приподнимая ресницы, и взгляд не ослепляет, а обволакивает, словно завораживающий черный туман…

Поезд остановился. Пон-Неф. Вставай и выходи, что ты здесь расселась, третья лишняя между этими двумя, очень может быть, созданными друг для друга…

Фанни не двинулась с места. Сидела, прижавшись бедром к бедру Романа, жадно ловила его тепло, как морозными вечерами ловила тепло своими вечно зябнущими ладонями, прижимая их к калориферу. Только там она грела руки, а здесь душу. Сердце!

А между тем девочке, похоже, стало мало этой возбуждающей игры взглядов, она решила произвести на Романа еще более сильное впечатление. Не отрывая от него глаз, проворно открыла футляр, достала свой черно-белый бандонеон и заиграла, не глядя на кнопки и клавиши, не отводя глаз от Романа.

Это было вечное «Бесаме мучо», аранжированное в ритме танго. Великолепная музыка! Отличное исполнение! Бесаме мучо – целуй меня крепче!

Пытка еще та.

Что сделает Роман, когда отзвучит мелодия? Похлопает в ладоши и равнодушно отведет взгляд? Откликнется на призыв? Нет уж, пусть эта бесстыжая маленькая сучка играет, раз начала! Не глядя, наощупь Фанни открыла сумку, нашарила в боковом карманчике какую-то купюру, выхватила и швырнула музыкантше. Вспыхнуло в душе запоздалое сожаление: вдруг попалась крупная, там была одна в двадцать и одна в пятьдесят евро? Ах, не зря француженок считают самыми расчетливыми женщинами в мире!..

Уже когда купюра летела, Фанни краем глаза отметила красно-оранжевый колер: пятьдесят евро. А, гори оно все огнем, в конце концов, деньги не самое важное в мире, и совершенно напрасно называют француженок самыми расчетливыми женщинами в мире!..

Нет, все-таки не напрасно.

Красно-оранжевая птичка была замечена еще в полете. Девушка наконец-то отвела взгляд от Романа и уставилась на купюру. А поскольку та спланировала на самый верх бандонеона, музыкантша поневоле скосилась на нее и какое-то время так и сидела, собрав глазки к носику и не переставая бегать пальцами по клавишам.

Мгновение Роман и Фанни созерцали ее напряженную физиономию, потом Роман вскочил и подал Фанни руку:

– Потанцуем, мадам?

Она поднялась, положила руку на его плечо, и он повел ее в ритме «Бесаме мучо», слитного с ритмом движения поезда.

Музыка звучала, как нанятая, конечно, ведь музыкантша и была нанята на пятьдесят мелодий. Ладно, хотя бы на двадцать пять, если оценит свои услуги в два евро за мелодию. Двадцать пять – это тоже хорошо.

Пресвятая Дева, как давно, как отчаянно давно Фанни не танцевала! Лет двадцать точно. Одним из ее любовников был жиголо из ресторана «Галери Лафайет», он научил Фанни танго, медленному фокстроту и румбе, изумляясь, как быстро она все схватывает, и уверяя, что если бы она вовремя начала учиться танцам, вполне могла бы стать его партнершей в ресторане! Потом они расстались (кто кого бросил, Фанни теперь уже хорошенько не помнила), и с тех пор практики у нее не было никакой, однако уж если Фанни что схватила, то схватила! Ноги все моментально вспомнили – и пошли, пошли, сплетаясь с ногами Романа, который, к изумлению Фанни, оказался отличным танцором, не хуже, чем тот полузабытый жиголо, и повел ее так уверенно, словно под ногами у них был не пол вагона, а паркет танцзала.

Какое счастье танцевать с ним, двигаться, прильнув грудью к его груди! В его объятиях Фанни было девятнадцать, не больше. Просто она чувствовала: ее возраст не имеет для него никакого значения. Ну не смотрят так на почтенных дам, как Роман смотрел на нее, когда их взгляды вдруг обращались друг к другу. Не напрягается так мужское тело, прижимаясь к телу старухи. И пусть знает свое место эта девчонка, эта жалкая аккомпаниа…

Поезд дернулся, нога Романа зацепилась за ногу Фанни, они качнулись и вместе повалились на сиденье, причем Фанни оказалась верхом на Романе.