Звезды падают вверх - Анна и Сергей Литвиновы Страница 13

Морская вода сияла чистотой – дождей давно не было. Ободренные вечерней тишиной, на мелководье выползли крабы.

Иван присел на соседний с крабами валун и наслаждался в одиночестве закатом. На пляже никого не осталось. Только в небе кружился-тарахтел мотодельтаплан. Поселок Абрикосово стремился – и не безуспешно – к мировым курортным стандартам: к услугам отдыхающих появились не только водные велосипеды, скутеры и резиновые «акулы», на которых курортников таскали за моторной лодкой, но и небесная экзотика. Можно было полетать на парашюте, который тянули за катером, или прокатиться с инструктором на мотодельтаплане. Нынче утром Иван поинтересовался ценами. Оказалось, что пятиминутный полет стоит пятьсот рублей. Удовольствие явно не про его кошелек. Да и не очень-то хотелось лететь пассажиром. А к управлению его никто не подпустит.

Кольцов понаблюдал, как летчик отрабатывает свои деньги: делает «коробочку» над пляжем, демонстрируя пассажиру наиболее привлекательные морские виды. Благодаря своему более чем стопроцентному зрению Иван видел, как пассажир с видеокамерой опасно перегибается через низкие бортики аппарата. «Высота – метров семьсот, – автоматически отметил Кольцов. – Вывалится – пиши пропало». Но в Абрикосово еще не доросли до такой капиталистической ерунды, как соблюдение техники безопасности. Васька сегодня утром рассказывал: в прошлом году парашютист, которого тащили за катером, со всей дури грохнулся на пляж. Повредил позвоночник и сломал обе ноги. И это – за свои деньги, в свой собственный отпуск!

Он-то, Иван, рисковал, когда приходилось, по долгу службы, ему за это деньги платили…

Мысли автоматически перепрыгнули в прошлое на собственный опыт.

Память услужливо преподнесла тот злосчастный полет. Ясно, будто в кино, Иван увидел: вот уходит в сторону самолет. Он сам кувыркается, лишенный опоры, в ослепительном небе… Удар! – это открылся основной парашют, наполнился воздухом. Иван подумал, что все напасти позади. И сглазил. Потому что тут же сама по себе сработала «запаска». Два купола, малый и большой, грозились перехлестнуться. Кольцов тогда даже не испугался. Стандартная ситуация. Он стал делать все, как учили. Земля наплывала снизу. Он попытался вручную отцепить основной парашют – и с ужасом понял: замки заклинило. Он дернул раз, другой. Бесполезно. А стропы малого уже захлестнулись за стропы большого парашюта… И купол стал гаснуть. И земля начала надвигаться на него все быстрее, быстрее, быстрее… И когда Иван понял, что отцепить основной парашют не удается – да это уже и не нужно! – когда кошмарная твердь земли налетала на него все ближе и ближе, Кольцов, помнится, спокойно, даже с усмешкой подумал: «Ну вот тебе и п…ец!» И сразу – вспышка боли и глухая темнота.

Очнулся он в госпитале…

Эх, небо, небо…

С тех пор как на полетах пришлось поставить крест, он черной завистью – да, именно черной! – завидовал тем, кому путь в небо не закрыт. Нет, не коллегам из авиагородка, которые уже несколько месяцев не поднимались в воздух из-за отсутствия керосина, а, например, американским военным летчикам. Те-то добросовестно налетывают свои ежемесячные часы. И получают такую зарплату, за которую не приходится оправдываться перед женой.

Перед женой, которой нужна то шуба, то новая косметика, то сапожки… Да была бы Марина сейчас вместе с ним в Абрикосово – черта с два она согласилась просто так сидеть на пляже. Потребовала бы ресторан, шампанское с персиками, песенку заказать: «А сейчас для красавицы Марины звучит ее любимая композиция «Тополиный пух»…»

Деньгами он ее и сам, верно, купил, когда она за него выходила. Купил, сам того не подозревая. Офицер! Летчик! 280 «рэ» ежемесячного довольствия!.. А сейчас он кто? И какие у него деньги? А вот у других они есть. И на этом, вдруг отчетливо понял Кольцов – ресторанах, персиках, косметике, – ее сейчас покупают другие.

Хрустнула галька. Иван резко обернулся: ему почудилось, что его, с этими его горькими мыслями, застигли врасплох на месте преступления. Кольцов всмотрелся в приближающуюся к нему по берегу фигуру – и у него перехватило дыхание.

Это была та самая девушка с пляжа. Та самая, которой он сегодня днем столь пристально заглянул в глаза. Та самая, что оглянулась в тот момент, когда обернулся он, и улыбнулась ему. Она, правда, была одета иначе, чем утром: не красный сарафан, а черные кроссовки, черные шорты, белая маечка-топик – но это, без сомнения, была она! Роскошные черные волосы, смуглое лицо и руки. Искрящиеся глаза – да, это она!

Вот это совпадение! В Абрикосове – десять тысяч жителей постоянного населения, плюс, наверное, сейчас тысяч сто приезжих. В Абрикосове – сотни мест, где проводят время курортники: три пляжа, десятки кафе, две дискотеки, летнее кино, санаторный парк… – но она, та самая девушка, вдруг оказывается на уединенном пляже за три километра от города! И в тот самый час, когда здесь, на пляже, он!

Но дело даже не в этом. А в том, что он, Кольцов, заранее знал, чувствовал, что она сюда придет.

Он поднялся с валуна – сильный, красивый. На его ноге и плече были шрамы, но сейчас он почему-то перестал стесняться их.

Девушка подошла ближе и улыбнулась.

* * *

Здесь, в этой комнате, не было окон. Точнее, они были – но бутафорские. Стекла вечно закрыты жалюзи. Сквозь них пробивается свет. Он даже становится ярче к полудню, меркнет к вечеру, совсем угасает ночью – но свет этот вовсе не дневной, не солнечный. Его испускают установленные за стеклами лампы. Они искусно управляются реле, создавая иллюзию, что за невсамделишными окнами разгорается и угасает день. Комната защищена от прослушивания. Ни сигнал вражеского спутника-шпиона, ни лазерный луч не должны пробиться сквозь двойные стены (сталь, затем прослойка воздуха, а следом бетон), не должны зафиксировать мельчайшие сотрясения воздуха в этой комнате – ни одного слова не должно отсюда просочиться наружу.

Если только кто-то из собеседников, находящихся в этой комнате, сам не расскажет о том, что здесь говорилось.

Об этом думал генерал, сидя за большим полированным столом.

К 19.45 ему доложили картину происшедшего.

Самые худшие его опасения подтвердились.

Он уже знал, что этот человек может нести самую мощную угрозу власти, правительству, его стране – самую мощную, за исключением, пожалуй, ядерной бомбы. А возможно, и еще сильнее.

И единственным разумным выходом виделась немедленная ликвидация этого человека.

Но генерал понимал, что операция по ликвидации потребует стольких сил и вовлечет в свою орбиту так много людей, что о сохранении режима секретности уже не могло идти речи. И значит, все станет известно как минимум – вероятному противнику, а как максимум – широкой общественности.

И этого, конечно, допустить ни в коем случае нельзя.

Правда, совершенно не исключен вариант, что случившееся – это только зарницы, которые посветят-посветят да потом утихнут. Утихнут навсегда. И все придет в свою норму. И никогда не повторится вновь.