Генералы песчаных карьер - Гера Фотич Страница 13

— Это — женская, — сказал Журов, — а нам сюда.

И завёл Ткача в раздевалку, где чувствовалось, что порядок уже нарушен.

— Выбирай любой пустой шкафчик и раздевайся, — сказал он, — бери полотенце или простынь, что больше нравится и присоединяйся к нам. После чего вышел, оставив Ткача одного.

Сергей Евгеньевич снял одежду и повесил в шкаф. Одел шлёпанцы.

Посмотрев на себя в зеркало, увидел небольшой, но явно выделяющийся круглый живот, уже начинающий провисать и еле видимый рельеф плечевых мышц. Подумал, что надо бы походить в спортивный зал. Но затем, огорчённо махнув рукой, обернул вокруг себя простынь и направился в гостиную.

Когда все расселись, Журов представил присутствовавших по должностям, а затем предложил выпить.

— За встречу, и знакомство — сказал он, наполнив рюмки и, обернувшись к Ткачу, добавил, — опоздание прощается только в первый раз!

Сергей Евгеньевич виновато улыбнулся.

— Ваш бункер, товарищ генерал, днём с огнём не сыщешь! — как комплимент произнёс он.

Все одобрительно заулыбались.

— Скромность и неприметность всегда украшают! — в тон Ткачу ответил Журов.

Выпив водку, он ощутил, как спиртное зажгло в груди и приятно растеклось в стороны, постепенно утихая и расслабляя организм. Это радовало.

Поликарп Афанасьевич хорошо помнил времена, когда это жжение долго не проходило, продолжая усиливаться так, что, казалось, от него загорится кожа, а потом рубашка.

В первый раз это случилось в морском порту. Когда у него на глазах арестовали весь пришедший груз. Целый пароход шмоток — контрабанды из Китая. Этот великий трудяга — супертраулер, вместо того, чтобы бороздить морские просторы в поисках и лова рыбы, был набит под завязку картонными коробками. Даже в морозильных камерах, вместо алюминиевых поддонов лежали перевязанные скотчем тюки. Под сине-красным флагом Камбоджи, корабль сиротливо стоял у причала, слушая, как поднимаясь по железной лестнице, стучат кованые сапоги целой роты вооружённых пограничников, вызванных таможенниками. И каждый их шаг с удвоенной силой бил Журова по лицу, по голове, в живот.

По документам груз принадлежал ФСБ и направлялся на её воинские склады. Ответственным за безопасность товара в порту был заместитель Журова — полковник Березин, у которого имелось предписание. Ехидная улыбка Березина, снискавшая ему славу проницательного и мудрого руководителя, сошла с лица, как только «запахло жаренным». Он стоял бледный, пальцами правой руки приглаживая усы. Рука вибрировала, тем самым топорща жёсткие волосы в разные стороны.

Теперь Журов вспомнил, на кого похож Ткач своими редкими кошачьими усами и круглым лицом. И от этого воспоминания, что-то передёрнулось внутри. Словно не выполнил он давнего своего обещания и никогда больше уже не сможет выполнить.

— Что же это твориться, Афанасич, — дрожа голосом, тихо причитал Березин, стоя на причале, доставая телефон из кармана пальто, — кому звонить — то?

— Сам знаешь кому! — строго отозвался в ответ Журов, правой рукой поглаживая начинающую зудеть грудь.

Березин был на десять лет младше Журова. Из молодых и прытких руководителей. Его поставили заместителем после того как сам Журов наотрез отказался участвовать в контрабанде. Это было условие: либо сам, либо ставим тебе молодого заместителя, но ты его не трогай! Журов и не трогал его. Знал, сколько верёвочке не виться, а кончик всё равно найдётся. И глядя на активность молодого зама, любил его жалеючи. Словно чувствовал, что придётся заботиться о его семье, о детишках маленьких.

За два года помогая Березину советом, или просто прикрывая, он и сам невольно оказался замешанным в этом деле. Возможно, так и было всё задумано. Стал получать небольшую долю. А как отказаться? Если уже только уши остались торчать из этих махинаций.

— Что грустишь старина? — часто обращался к нему Березин, когда видел грусть в глазах Журова, — Чёрт не выдаст, свинья не съест. У нас ведь всё схвачено! Посмотри, какие люди в колоде!

Широкий в плечах, с постоянной ехидцей на губах, Березин до последнего не верил, что в схеме случился сбой. И только оказавшись в камере, стал передавать через адвоката слёзные письма. Грозился рассказать обо всех, если его не вытащат. Зря он это делал. Вытащили… вперёд ногами. В тюрьме оформили как суицид.

Хоронили торжественно. Под залпы автоматных выстрелов. Суда не было, и никто не мог назвать его преступником. Жене и детишкам назначили положенную пенсию. Журов помогал деньгами, как мог. Выдавал каждый месяц, пока дети были маленькие. Она не спрашивала откуда. Отводила взгляд в сторону, молча брала и уходила. В её отсутствующем взгляде, беззвучном уходе ещё громче, чем в истерическом крике звучал упрёк за брошенного в беде товарища. Каждая встреча с ней карябала Журова внутри. Отдирая задраенные временем кингстоны, выпуская наружу боль и то, что с годами он научился прятать на, казалось, недосягаемой глубине своей души. Как мог он оправдаться? Что объяснить ей и её детишкам?

Контрабандную схему перекинули на Дальний Восток, и похоже все волнения ушли безвозвратно.

И вот теперь в лице Ткача Поликарп увидел знакомые черты своего бывшего заместителя. Только тому приходилось свои усы топорщить, а у Ткача, они торчали в стороны постоянно, словно наклеенные.

Журов отвлёкся от своих мыслей:

Водка уже была налита в стопки. Все чокнулись.

— Пока не началось! — сказал Журов любимый тост своего бывшего зама.