Я Пилигрим - Терри Хейз Страница 13

Ришлу был банкиром интересовавшего нас греческого семейства и, как я считал, единственной зацепкой, позволявшей нам продвинуться в своем расследовании. И теперь предстояло убедить руководство банка предоставить нам список торговых операций Николаидисов за последние пять лет. Изучив эти документы, можно было узнать, действительно ли Кристос являлся кассиром русских, и если да, то кого из американцев они включили в платежную ведомость.

Действовать через суд не хотелось, ведь тогда Ришлу мог бы с полным основанием заявить, что разглашать подобную информацию непозволительно: это, мол, противоречит законам о тайне банковских вкладов, принятым швейцарским правительством. Стоит ли после этого удивляться, что страна, где действует подобное законодательство, стала излюбленным местом для тиранов и преступников со всего мира.

Именно по этой причине я обратился непосредственно в «Клеман Ришлу и Ко», назвавшись живущим в Монако юристом, представляющим интересы парагвайских военных. В этом качестве я переступил мраморный порог банка с портфелем-дипломатом, набитым сфабрикованными документами, обещавшими перспективы вкладов на миллионы долларов. Готовый к обсуждению строго секретных финансовых вопросов, я уселся, дожидаясь управляющего, в конференц-зале, украшенном фальшивым антиквариатом.

Эта встреча стала одним из самых памятных событий моей профессиональной жизни, и даже не из-за Кристоса Николаидиса, а благодаря полученному здесь уроку. Обучение началось сразу же после того, как распахнулась отделанная дубом дверь.

Честно говоря, бульшая часть моей работы подобна гребле по канализации в лодке со стеклянным дном, но даже на этом фоне Маркус Бухер сильно выделялся, причем не в лучшую сторону. Будучи проповедником (не имеющим духовного сана) в аскетической кальвинистской церкви, он при этом, как и большинство банкиров, по локоть запачкал руки в крови и дерьме. Можно сказать, что к своим пятидесяти с лишним годам он добился немалых успехов: поместье в Колоньи на берегу Женевского озера, «бентли» в гараже. С другой стороны, если учесть положение, которое Бухер занимал в банке, все это не казалось особым достижением – ведь его семейство владело здесь большей частью акций.

Бухер особенно напирал на то, что комната, где мы беседовали, была звукоизолирована «согласно стандартам американских разведывательных служб». Впрочем, о скрытой камере, которую я приметил в раме портрета на стене, банкир упоминать не стал. Она была расположена таким образом, чтобы фиксировать любой документ, который держал перед собой клиент. Из чистой вредности я ненароком переставил стулья, и теперь в объективе был виден лишь крохотный уголок моего портфеля.

«Так-то вам, господа профессионалы», – мысленно усмехнулся я.

Пока Бухер изучал представленные мною фальшивки, по-видимому подсчитывая в уме комиссию, которая полагалась банку при таких крупных суммах, я взглянул на часы: 12.57, скоро обед.

К несчастью для Николаидисов, сосредоточивая все больше и больше денег в банке «Клеман Ришлу и Ко», они упустили из виду одну важную деталь: единственная дочь Бухера тоже занималась банковским бизнесом. Девушке исполнилось двадцать три, она не имела особого опыта в общении с мужчинами, да и вообще в жизни, и работала в более респектабельном, чем ее отец, заведении – банке «Швейцарский кредит» в Гонконге.

Я вновь взглянул на часы: 12.59. Наклонившись вперед, я тихо сказал Бухеру:

– На самом деле я не отличу парагвайского военного от выгребной ямы.

Он смущенно взглянул на меня и рассмеялся, думая, что так принято шутить у американцев. Я заверил его, что говорю совершенно серьезно, и пришел к ним совершенно по другому поводу.

Назвал ему имя и фамилию человека, который меня интересует, предположительный номер его банковского счета и сказал, что мне нужна распечатка банковских операций Кристоса Николаидиса, а также других членов этой семьи и информация обо всех их дочерних компаниях за последние пять лет. В глубине души я надеялся, что все рассчитал правильно, иначе неприятностей не оберешься. Но пути назад уже не было.

Бухер поднялся с места, праведный гнев кипел в его груди. Он был крайне возмущен тем, что некоторые люди получают доступ в банк обманным путем. И заявил, что, мол, сразу догадался: документы фальшивые. Только американец может вообразить, что швейцарский банкир сообщит ему подобную информацию, если даже он ею и располагает. Бухер приблизился ко мне вплотную, и я понял, что сейчас удостоюсь исключительной привилегии, которой были лишены многие диктаторы и организаторы массовых убийств, – меня вышвырнут из швейцарского банка.

Ровно час дня. Бухер застыл на месте, метнув взор в сторону стола, где вибрировал его мобильник, чей номер, как он полагал, знают только члены семьи. Я молча наблюдал, как он проверяет, кто звонит. Решив разобраться с этим позже, банкир вновь обрушился на меня, облаченный в свой гнев, как в доспехи.

– В Гонконге сейчас восемь часов, – заметил я, не вставая со стула и готовый сломать Бухеру руку, если он осмелится тронуть меня.

– Что?! – раздраженно воскликнул он, не понимая, к чему я клоню.

– В Гонконге, – медленно произнес я, – уже поздно.

В глазах банкира появился страх: этот тип наконец-то понял, что я сказал. Бухер смотрел на меня, и в голове у него крутился вопрос, на который не было ответа: откуда, черт возьми, этому янки известно, что звонят из Гонконга? Повернувшись, он схватил телефон.

Я не сводил с него глаз. Бухер убедился: я прав, звонок действительно был из Гонконга. Дочь банкира, стараясь унять панику в голосе, сообщила, что у нее серьезные неприятности. Хотя в Женеве было обеденное время, но для Маркуса Бухера в этот миг дневной свет померк.

А случилось у девушки вот что. Двумя часами ранее в роскошной квартире высотного дома, где жила дочь банкира, внезапно разом вышли из строя стационарный и мобильный телефоны, кабельное телевидение, исчез доступ в Интернет. Целая дюжина ремонтных бригад компании «Гонконг телеком» рыскала по дому, пытаясь найти неисправность. Одна такая команда техников из трех человек – все в предписанных должностной инструкцией белых комбинезонах и с удостоверяющими личность бейджиками на шее – появилась в апартаментах Клэр Бухер.

К тому времени, когда девушка решила позвонить отцу, она поняла, что люди, находившиеся в ее квартире, судя по всему, были не теми, за кого себя выдавали. Во-первых, двое ремонтников общались между собой не на китайском, а на английском. Вторым подозрительным обстоятельством было оборудование, которое они прихватили для наладки коммуникаций: хотя Клэр не слишком разбиралась в таких вещах, она точно знала, что для устранения неисправности на линии связи не требуется натовский пистолет беретта калибра девять миллиметров с глушителем.

Я наблюдал за ее отцом, лицо которого приобретало нездоровый серый оттенок, по мере того как дочурка объясняла ему ситуацию. Наконец Бухер поднял на меня глаза, в его взгляде были отчаяние и ненависть.

– Кто вы? – спросил он почти шепотом.