Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл Страница 13

Кто-то вошел в кабинет, стал выдвигать ящики стола и вытряхивать их содержимое на пол. Алан стоял, застыв и сунув руки в карманы плаща; дверца шкафа распахнулась.

Он не видел ничего сквозь темные складки платья. Он задержал дыхание. Дверца снова закрылась, и Джойс обругала кого-то из грабителей. Алан никогда не слышал от нее таких слов и даже не думал, что она их знает, однако мысленно одобрил ее. Девушка снова закричала, потом умолкла. Некоторое время слышался только равномерный частый стук дождя по черепичной крыше, а затем донесся звук автомобильного двигателя. Кто-то снаружи завел легковушку или автофургончик.

Алан ждал. Один из грабителей вернулся. Голос со среднеатлантическим акцентом ворчал и бормотал что-то, но недолго. Хлопнула задняя дверь. Они ушли? В этом можно убедиться, только выйдя из шкафа. Алан разжал руки, выпустив деньги, и подумал, что нужно вылезти, он не может просидеть в этом шкафу всю оставшуюся жизнь. Должно быть, Джойс они бросили где-то в банке, скорее всего, связанную и с кляпом во рту. Он объяснит ей, что, когда ворвались грабители, он забрал из сейфа столько денег, сколько успел унести, чтобы спасти хотя бы это. Она наверняка сочтет его трусом, но Алану было все равно – он знал, что это не трусость, а нечто иное, чему он не мог даже дать названия. Вынуть руки из карманов плаща было трудно, почти болезненно, но он рывком вытащил их, а потом открыл дверцу и сделал шаг наружу.

Ящики стола были вынуты и брошены на пол, их содержимое раскатилось по всему кабинету. Джойс не было ни в кабинете, ни в комнатушке, где стоял сейф. Дверца сейфа была распахнута, внутри было пусто. Должно быть, грабители оставили Джойс в основной части банка. Алан колебался. На лбу выступил пот, и он стер его тыльной стороной руки. Ему подумалось, что пока он стоял в этом шкафу, с ним что-то произошло – возможно, он сошел с ума, надломился изнутри. Следующей мыслью было: наверное, та жизнь, которую он вел, наконец-то сломила его окончательно, свела с ума. Алан вынул деньги из карманов плаща и положил в сейф. Потом подошел к задней двери и осторожно открыл ее, выглянув наружу. Там не прекращался ливень, и его машина стояла среди луж, по которым плясали частые круги от струй. Алан захлопнул дверь, как будто только что вошел, и небрежной, легкой походкой прошел в банковский зал, где должна была лежать Джойс.

Ее там не было. Кассы ящиков были вытащены и опустошены. Алан заглянул в туалет. Там девушки тоже не было. Должно быть, пока он стоял в шкафу, не решаясь выйти, она убежала куда-нибудь за помощью. Без пальто, которое тоже осталось висеть на вешалке, но ведь в такие минуты не думаешь о дожде. Алан снова и снова повторял себе: «Я уходил на обед, я вернулся и не знаю, что случилось, я уходил на обед…»

Почему она убежала, вместо того чтобы нажать одну из «тревожных кнопок»? Он не мог придумать причин для этого. Часы над табло, где высвечивался курс обмена валют, показывали, что сейчас тридцать пять минут второго, четвертое марта. Он уходил на обед, вернулся и нашел сейф открытым, половина денег пропала, Джойс пропала… Как было бы естественно поступить в таком случае? Поднять тревогу, конечно.

Алан вернулся в свой кабинет и стал нащупывать ногой под столом кнопку. Она была прикрыта перевернутым ящиком. Опустившись на колени, он поднял ящик и нашел под ним туфлю. Это была одна из тех синих туфелек с ремешком на подъеме стопы, в которые Джойс была обута сегодня утром. Алан стоял неподвижно, глядя на темно-синюю туфлю из блестящей кожи, явно отличного качества, на высоком каблуке.

Джойс не убежала за помощью. Грабители забрали ее с собой.

В качестве заложницы? Или потому, что она видела их лица? Таким людям не нужен повод. А вообще кому-нибудь для чего-либо нужны причины? Была ли у него самого причина оставаться в шкафу? Если бы он вышел, они могли бы увезти и его тоже.

Нужно немедленно нажать кнопку. Алан уходил на обед, вернулся и обнаружил, что сейф открыт, а Джойс пропала. Странно, что грабители оставили три тысячи фунтов, но его здесь не было, и он никак не может это объяснить. Если бы он был здесь, они забрали бы его тоже, потому что он наверняка увидел бы их лица. Алан взглянул на часы. Почти без двадцати два. Если сейчас поднять тревогу, у полиции будет время перекрыть дороги, грабители не могли уехать далеко за двадцать минут по такому дождю.

Зазвонил телефон.

Алан вздрогнул, но, должно быть, это просто звонила Пэм. Телефон звонил, звонил, но Алан так и не снял трубку. Эти звонки высветили перед его мысленным взором картину, такую же яркую и отчетливую, как изображение в цветном телевизоре, но куда более реальную. Надел Фиттона, его дом, Пэм у телефона, Папа сидит за столом в обеденном уголке, пьет чай, скоро придут Джиллиан и Кристофер. Телевизор. Панк-рок. Хлопанье двери. Спортивная куртка, армия должна взять власть, счет за газ. Алан не стал брать трубку, и после двадцати звонков – он считал – телефон умолк. Но из-за этого звона безумие Алана усилилось и стало более концентрированным, образовав нечто вроде твердого ядра – ужасающее и чудесное решение.

Его разум не был сейчас способен работать рационально, обдумывать изъяны, риски и неувязки этого решения. Тело Алана действовало само: оно облачилось в плащ, засунуло в карманы три тысячи фунтов, вышло под дождь и уселось в машину. Если бы он был в банке, грабители забрали бы с собой и его. Алан включил мотор, и в светлых полукружиях, оставленных «дворниками» на залитом водой лобовом стекле, перед ним замаячила свобода.