На всю катушку - Марина Серова Страница 13

Она выдержала паузу, смерив меня пристальным взглядом, и довольно категоричным тоном произнесла:

— Я так понимаю, вы и есть тот частный телохранитель, которого папе недавно рекомендовал Саша… то есть банкир Астахов, — поправилась она под недоуменным взглядом отца. — Я ошибаюсь?

— Нет, это ближе к истине, чем ваше предыдущее предположение касательно роли любящей мамочки, — невозмутимо ответила я.

И тут я увидела, что и Анна Демидова умеет краснеть.

— Я признаю, что это было с моей стороны несколько… как-то не так, — пробормотала она. — Просто я…

— Ладно, все это не суть важно, Аня. Теперь ответьте на мой вопрос: за последние дни никто не угрожал вам, не было ли у вас ощущения, что за вами кто-то следит?

— Не знаю… нет. Хотя постойте… нет.

— То есть ничего определенного ты сказать не можешь? — полуутвердительно сказала я, решив, что довольно «выкать» сопливой тщеславной девчонке, которой, как я прикинула, было восемнадцать только на первый взгляд, да и то благодаря развитым формам и немыслимому количеству яркой косметики. На деле же ей было не более четырнадцати-пятнадцати.

— Не знаю, — холодно ответила она. — Мне пора спать. Спокойной ночи, папа. Спокойной ночи, Евгения Максимовна.

— С характером у вас дочка, — сказала я, когда Аня, двигая бедрами как заправская манекенщица, гордо удалилась из комнаты.

Демидов, во время всего разговора с Аней неподвижно сидевший в кресле нахохлившись, как филин, зашевелился, густо крякнул и развел руками: дескать, вот такой характер, ничего не попишешь.

— И все-таки, Сергей Викторович… Я думаю, вам рано или поздно придется ответить на два вопроса, если вы, разумеется, хотите, чтобы я и впредь на вас работала. Думаю, лучше рано, чем поздно.

Он посмотрел на меня коротким ищущим взглядом, и на этот раз в нем сквозила откровенная тревога с примесью тоскливого будоражащего сомнения.

— Вопрос первый: что же все-таки вызвало гнев Маркелова?.. Нет, и не вздумайте повторять, что это отказ продать какой-то там магазин, — напористо добавила я, видя, как он, весь напрягшись, подался вперед. — Я удивлена, что вы, такой в принципе умный человек, не придумали более искусной отговорки.

Он покачал головой.

— Простите меня, Евгения Максимовна, но я не понимаю, о чем вы говорите. Разве в моих интересах вводить вас в заблуждение по вопросу, имеющему такое важное значение в этом деле?

— Вот видите, Сергей Викторович, вы сами все сказали. Ну хорошо, тогда сразу вам вторая информация к размышлению. Кто, помимо вас, вашей дочери, вашего повара, горничной и двоих охранников, живет в этом доме?

Он посмотрел на меня почти испуганно.

— Имя человека, которого Аня назвала, извиняюсь, долбозвоном и упомянула бы его и по имени, если бы не ваш поспешный окрик и не последующий забавный монолог Ани про Красную Шапочку. Ведь она была определенно удивлена вашей реакцией на такую невинную, по ее меркам, фразу. А потом, когда я спросила вас о родственниках, как красноречиво вы смотрели на нее, чтобы она вас не выдала. Умная девочка… она все поняла, даже подыграла вам, но грош мне была бы цена как бодигарду и детективу, не умей я с полувзгляда, по одному слову… отличать правду от лжи.

Демидов долго молчал, потом произнес устало и подавленно:

— Давайте спать, Евгения Максимовна. У нас был не самый удачный день… пришлось разгрести много грязи, и все это повлияло на меня не лучшим образом. Давайте завтра. Во всем, что вы сказали, есть немало правды, и правды горькой и неприглядной… мне не так просто, вы должны понять.

Я неотрывно смотрела на него и поражалась: в каком контрасте друг к другу находились этот мудрый, усталый человек с серьезным, измятым, словно от бессонницы, лицом и глубокими темными глазами и тот неотесанный лысый болван с неловкими движениями и смехотворной мимикой и жестикуляцией, что вломился ко мне в дом сегодня днем.

И как-то странно и нелепо было думать, что это один и тот же человек.

Я вспомнила фразу тетушки Милы: «Вы, верно, ошиблись, мы не вызывали сантехника», — и слабо улыбнулась.

— А вы заразительно говорите, — вдруг сказал Демидов. — Ну хорошо, на сегодня в самом деле достаточно. Пойдемте я покажу вам вашу комнату.

* * *

Комната, которую отвел мне Демидов на время проживания в его доме, окнами выходила на автостоянку, и из них хорошо просматривалась дорога, ведущая в город. Местность эта, хоть и числилась в городской черте, но единственными постройками здесь были лишь дом Демидова да еще полдесятка особняков таких же, как он, толстосумов.

Показав мне в комнате, что к чему, и пожелав спокойной ночи, Демидов быстро пошел к выходу, но на самом пороге обернулся и произнес с неожиданно красивой иронической улыбкой:

— Как жаль, что в обязанности такого телохранителя, как вы, Евгения Максимовна, входит только охрана моей, так сказать, персоны.

И, еще раз полыхнув белозубой улыбкой, слишком ослепительной и великолепной для его помятого и, в общем-то, незначительного лица, он вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Я разделась и улеглась в прохладную свежую постель, подготовленную для меня горничной. В самом деле, могла ли я подумать, что человек, которого моя тетушка посчитала за сантехника, а я и того хуже, к позднему вечеру того же дня будет предлагать мне едва ли не в открытую заняться с ним сексом, а я на полном серьезе обдумывать такой вариант развития событий. И это при том, что за время работы телохранителем из всех моих клиентов Демидов был, наверно, самым невзрачным. Хотя та социальная прослойка, которая в большинстве своем составляла мою клиентуру, насчитывала в своем составе удручающе малый процент красивых людей.

Впрочем, самый красивый мой работодатель и, наверно, самый внешне привлекательный мужчина, с которым я когда-либо сталкивалась, тот самый многократно упомянутый выше Александр Николаевич Астахов, никогда не вызывал у меня желания переступить черту чисто деловых отношений.

Хотя, надо сказать, Демидов подходил под стандарт самого перспективного и многообещающего в плане секса типа мужчины, а именно: маленький, самую капельку толстенький, лысый, с заурядной физиономией из категории «без слез не взглянешь», ну и все в таком духе.

Вот, скажем, Началов — красивый, статный, представительный. Самое последнее дело видеть таких мужчин в том состоянии, как Юрий Владимирович, когда ему сообщили о смерти сына. Невыразимо горько наблюдать, как такое выразительное, сильное, породистое лицо недоуменно набухает болью и слепым, животным гневом, как горе ломает брови и властную складку твердого рта, словно непреодолимый поток захлестывает и подминает под себя плотину, и становится непонятно, как же могло произойти такое. С таким человеком.

…Но что это?

Слабый звук, словно бесшумно ломается под нажимом опытных рук оконное стекло. Звук совершенно неразличимый обычным ухом и воспринимаемый только специально тренированным на предмет слабых звуковых раздражителей человеком.